Отсутствие четких критериев в отборе «сумнительных» книг было характерно для работы И. Роговского и П. Дмитриева, обследовавших лавку орловского чиновника Н. И. Попова. Правда, на этот раз в руки полиции попало несколько мистических сочинений («Образ жития Енохова», «Остров Надежды» и поэма «Даниил во рве львином»), однако их находка скорее свидетельствовала о популярности масонских идей у жителей Орла, чем о проницательности духовных цензоров. В противном случае они несомненно не стали бы препятствовать свободной продаже богословских трудов Феофана Прокоповича, «слов» и поучений нижегородского епископа Дамаскина, печатавшихся под наблюдением самого автора[189].
Первая масонская книга, подлежащая конфискации по указу 1786 г., была обнаружена у купца И. Рюмина. Изымая в его лавке «Химическую псалтырь» Б. Ж. Пено (1784) вместе с третьим изданием «Велизария» Мармонтеля, «Илиотропионом» И. Дрекселя (1784) и «Диоптрой» (1785), казанские цензоры, возможно, даже и сами не знали об этом[190]. Еще более опасным рассадником «крамолы» оказалась книжная лавка Симбирского приказа общественного призрения. Собранных здесь изданий русских мистиков вполне хватило бы для комплектования нескольких масонских библиотек. Поэтому не удивительно, что среди них нашлись чуть ли не все запретные мистические книги («Братские увещания к некоторым свободным каменщикам» С. Эли, «Познание самого себя» Д. Мейсона, — «Остров Надежды» и др.), а главное, 24 экземпляра трактата Ионна Арндта «О истинном христианстве» (1784)[191].
Много тревог и убытков принес екатерининский указ архангелогородским книготорговцам. Только у одного из них — купца С. Болотного — полиция конфисковала около 300 книг, оцененных в 242 р. 50 к. Давний комиссионер Новикова Болотный активно способствовал распространению масонского учения на севере России. У него можно было приобрести запретное сочинение Л. К. де Сен-Мартена «О заблуждениях и истине» (1785), «Образ жития Енохова», «Илиотропион» и другие издания Типографической компании[192]. Судя по донесениям цензоров, интерес к масонской литературе проявляла не только верхушка архангелогородского общества, но и местные старообрядцы. Предлагая вниманию своих покупателей-начетчиков богатый ассортимент «дониконианских» изданий, рукописных трактатов «расколоучителей» и богослужебных книг, предприимчивый мещанин Е. Бозов существенно расширял и обогащал его за счет книжных новинок, напечатанных московскими масонами.
Благодаря энергии и предприимчивости старообрядцев, книги, изданные Новиковым, распространились по всей Сибири. Как показал обыск в тобольских книжных лавках, трое местных купцов — П. Мелков, Г. Дьяконов и С. Гунин издавна поддерживали деловые связи с арендатором типографии Московского университета, регулярно получая от него на комиссию по нескольку экземпляров всех вновь выходящих книг[193]. 35 мистических сочинений, большей частью запрещенных указом 1786 г., привезли за тысячу верст от Москвы в Иркутск вологодский купец В. Жуков и его приказчик М. Красногоров[194]. Нужно было хорошо знать вкусы покупателей и твердо верить в успех дела, чтобы решиться на столь дорогостоящее предприятие.
Полученный с эстафетой из Иркутска отчет об итогах осмотра местных книжных лавок знаменовал собой завершение многомесячной работы екатерининских цензоров. Казалось бы, гасители крамолы немало потрудились во славу церкви и трона, беспощадно искореняя масонскую заразу на необъятных просторах России. И все-таки, вопреки ожиданиям императрицы, им не удалось найти никаких серьезных улик против Новикова. Обыски в Москве оказались безрезультатными. Конфискация нескольких десятков запретных книг в Поволжье и Сибири тоже не давала оснований для антимасонских репрессий, так как Новиков явно не имел возможности остановить продажу этих изданий.
Полицейский ураган пронесся над книжными лавками России, оставив после себя хаос и смятение умов. Горы книг религиозного содержания, хранившиеся под семью замками в управах благочиния и местных консисториях, возбуждали вокруг себя немало кривотолков. Самым богобоязненным и законопослушным обывателям трудно было понять, почему правительство запрещает благочестивые сочинения и верноподданнические проповеди русских духовных пастырей. В этих условиях центральные и местные власти не могли бесконечно долго откладывать решение дальнейшей судьбы книг. Первыми на рассмотрение высших цензурных инстанций были представлены книги, изъятые у московских издателей и торговцев. Не доверяя Платону, Екатерина II поручила обязанности цензора митрополиту Новгородскому и Санктпетербургскому Гавриилу, человеку более покладистому, чем его московский собрат. Согласно предписанию императрицы от 2 ноября 1787 г., Гавриил должен был внимательно изучить все книги, запечатанные полицией в Москве с тем, чтобы «назначить к конфискации» только такие сочинения, «кои по собственному его мнению окажутся противными закону или соблазнительными обществу»[195].
189
Там же, л. 202–205. Полиция запечатала в лавке Попова 43 издания (110 экз.), в том числе 38 — новиковских.
193
Там же, л. 220. Цензоры нашли в книжной лавке Мелкова трактат И. Арндта «О истинном христианстве».