Очень сомнительна искренность масонов, которые, по словам И. В. Лопухина, «не только не знали ничего» о книге Радищева, «но даже не читали ее»[218]. Не случайно в своем письме к С. И. Шешковскому управляющий Кабинетом Екатерины II В. С. Попов упоминал о найденной среди бумаг Новикова радищевской оде «На вольность» с многочисленными «приправками»[219]. Как бы то ни было, даже твердо установленный факт знакомства московских масонов с «Путешествием» или его фрагментами не давал еще властям никаких оснований видеть в них «сочувственников», а тем более «соучастников» Радищева. Однако Екатерину II меньше всего интересовали подлинные философские взгляды мастера Коловиона.
После ареста автора «Путешествия» антимасонская кампания с каждым днем начала набирать силу.
Весной 1791 г. Екатерина II послала в Москву графа А. А. Безбородко с деликатной миссией разведать на месте, как ведут себя масоны и, если подозрения об их злокозненных замыслах подтвердятся, принять против Но-, викова и его единомышленников решительные меры. Хитрый вельможа не захотел впутываться в это сомнительное, сулящее мало чести предприятие и постарался переложить всю ответственность на Прозоровского[220].
Итак, Безбородко уклонился от вынесения окончательного приговора Новикову. Но это была только отсрочка. Императрица и сама не спешила сказать свое последнее слово, сознавая необходимость подготовить общественное мнение к столь суровым политическим репрессиям.
Ждать добровольных помощников долго не пришлось. Вслед за Екатериной II на масонов дружно ополчились рептильные литераторы. Многочисленные списки антимасонских сатир в стихах и прозе ходили по рукам, порождая в обывательской среде самые невероятные слухи и фантастические вымыслы. Постоянные обыски в новиковских домах подогревали нездоровый интерес к «масонским козням», распаляли воображение невежд. «Однажды, — вспоминал впоследствии питомец московских масонов Д. П. Рунич, — при Новикове, не зная его, светская сплетница кричала, что видела как он „на камне плывет вверх по Москве-реке“»[221]. Чего только не приписывала людская молва масонам! Говорили, что они продали души дьяволу, вызывают мертвых с того света, оскверняют церкви, печатают фальшивые деньги и еще много подобных нелепостей.
Грозные события во Франции — арест изменника-короля, участившиеся акты индивидуального террора против роялистов и иноземных вдохновителей контрреволюционной интервенции — породили новую волну подозрений. «В народе была тогда молва, — писал один из современников Новикова, — что якобинцы и франк-масоны, соединясь, умыслили отравить государыню ядом… Эта молва распространилась по всей России…»[222] В этой атмосфере страха и насилия трагический финал деятельности великого русского просветителя был неизбежен.
Роль масонства и даже его наиболее радикального крыла — иллюминатов — во Французской революции явно преувеличена. Тем меньше оснований подозревать в сочувствии революционным идеям богатых московских вельмож. Напомним, что новиковские стипендиаты В. Я. Колокольников и М. И. Невзоров зимой 1790 г. поспешили покинуть Францию, не дожидаясь распоряжений правительства и своих начальников[223]. Узнав о готовящемся покушении на жизнь Екатерины II, князь Н. Н. Трубецкой и И. В. Лопухин тут же предложили правительству свои услуги в борьбе с агентами якобинцев и иллюминатов[224]. И все-таки, легенде о масонах как предтечах и организаторах первых революционных обществ в России, суждена была долгая жизнь.
Влияние масонства на декабристское движение несомненно[225]. Однако оно носило скорее моральный, этический, может быть, организационный, но не политический характер. Даже императрица едва ли считала Новикова и его единомышленников революционерами. «Десятью годами раньше, — писал А. И. Герцен, — Екатерина послала бы за Новиковым и увидела бы, что он вовсе не участник тайного заговора против династии»[226].
Глава 6. Шлиссельбургское заточение
Зимой 1792 г. из перлюстрированной полицией переписки руководителей русских масонов правительству стало известно об их связях с немецкими братьями по ордену. С трудом продираясь сквозь чащу туманных мистических символов и аллегорий, императрица и ее приближенные тщетно ломали головы над тем, куда ведут нити масонского заговора. Страшные видения дворцового переворота и «бунта черни» всю жизнь преследовали Екатерину. Она не забыла ни июньского утра 1762 года, когда русская армия по мановению руки отважной авантюристки повернула штыки против законного монарха, ни «крестьянского царя» Пугачева, собравшего под свои знамена легионы недовольных. Екатерине мерещились то страшные иллюминаты — союзники якобинцев, злоумышляющие на ее жизнь, то ненавистный сын, с помощью пруссаков и масонов возвращающий себе отцовский престол.
225
Пиксанов Н. К. Масонская литература. — В кн.: История русской литературы. Т. 4. Литература XVIII века. Ч. 2. — М.; Л., 1947, с. 51–84; Пугачев В. В. Новиков и декабристы. — Ученые записки Горьковского университета, 1961, вып. 52, с. 291–306.