Учет бойцов САК, попавших в плен, крайне недостоверен. Они были предметом особой политики Хорватии. Хорваты брали в плен многих гражданских лиц, по преимуществу пожилых и женщин. Их меняли на своих солдат, взятых в плен в бою или добровольно сдававшихся САК. Взятые в плен бойцы САК много месяцев сидели в тюрьмах, где их подвергали жестоким мучениям. В течение 1995 года в Главном штабе велся учет пленных солдат и офицеров, в том числе и тех, кого пытались обменять. Но чаще всего за хорватских пленных солдат сербская армия получала мирных жителей, захваченных хорватами во время работы на полях, у своих домов и на дорогах. Солдат и офицеров, возвращенных Хорватией САК, можно сосчитать на пальцах. Типичный пример — при атаке 23 февраля 1995 года у Глиницы 505-й Бужимской мусульманской бригады на позиции Петриньской бригады в плен попали 26 бойцов из Бании. Сразу начали переговоры об обмене, но вскоре «заморозили». В ходе июльской операции у Бихача, солдаты Абдича нашли захоронение пленных из Петриньской бригады по торчавшим из земли башмакам. Эксгумация показала, что у девяти убитых были раздроблены черепа. В 1995 году в плен попали 450 бойцов САК. Больше всего — в Западной Славонии за время хорватской операции «Молния» и позже в операции «Буря» в августе 1995 года.
Учета дезертиров в САК не велось, как будто кто-то хотел скрыть это явление, даже не употреблялось слово «дезертир». А их было много. Они не только уменьшали численность войск, но и подрывали моральный дух бойцов САК, а в еще большей степени — народа. Дезертир из САК не похож на классических дезертиров, скрывающих свой поступок и предпочитающих помалкивать. Он не признавал себя дезертиром, он уверял себя и других, что поступил правильно, что воевать бессмысленно, что «все пропало», что «бесполезно бороться», «все предали» или вскоре «предадут», что «надо спасаться», что «от народа скрывается правда». Сербия и Европа, другие континенты, были полны дезертиров из рядов военнообязанных с территории РСК. В 1995 году из САК дезертировали 1169 солдат и офицеров. Можно предположить, насколько такие потери влияли на гибель САК и РСК.
Таким образом, число погибших, раненых, травмированных, пропавших без вести и дезертиров, наверняка превышает учтенных 13 161 человек. На погибших приходится 27 %, на раненых — 47 %, а всего на погибших и раненых приходится 74 % потерь (9685 бойцов). Из остальных категорий надо упомянуть 450 пленных. О них неохотно говорят из-за предубеждения, что любой плен — бесчестие. В сербской практике пленного воина всегда считали полупредателем и непатриотом. Попавших в плен в 1941 году солдат и офицеров бывшей югославской армии до сих пор упрекают в трусости и нежелании бороться. В ЮНА учили, что солдат, а тем более офицер, не должен сдаваться, что нет безвыходных ситуаций, лучше совершить самоубийство. Да и сами солдаты и офицеры САК предпочитали смерть хорватскому и мусульманскому плену, знали, что их ждет. Поэтому пленение, если оно и было, нельзя рассматривать как проявление трусости. Скорее трусами можно считать тех, кто ничем не помог окруженным частям, обрекая их бойцов на пленение. В сербской истории перекладывание вины на тех, кто попадал в плен, часто использовалось для того, чтобы оправдать правителей и высшее командование, тех, кто отвечал за армию на войне.
В категории «пропавших без вести» и дезертиров в САК было 3 026 человек или 23 %, что превысило численность других групп — погибших, раненых и пленных, но они не понесли никакой ответственности за проявленное бесчестье. К сожалению, дезертиры и недостойно «пропавшие» имеют те же права, что и воевавшие, погибшие и раненые на той войне.
Гибель и ранения бойцов стали ужасным ударом для их семей и близких. Мирились с трагедией лишь немногие, но патриотически настроенные родители надеялись хотя бы на внимание и уважение, для них это было важнее материальной помощи. К сожалению, военные и государственные власти этого не понимали или относились безответственно. Множество примеров подтверждают высокомерное и негуманное отношение военных и гражданских властей к пострадавшим. Характерно письмо одного отца погибшего солдата начальнику Генштаба ВС СФРЮ генералу Благое Аджичу. Его написал Йован Плавшич из Голубича под Книном, 27 октября 1991 года: