— Вот он, — кричал он, — вот конь, который вечно меня мучит: он опять здесь, упирается и бьется злее прежнего.
— Упорствуй и ты, — говорю я, — это злой дух, хотящий помещать твоему исцелению: не отступай, и победишь.
Он вернулся к исповеди, прилежней прежнего перебирая в памяти дела и мирской своей жизни, и монашеской. Но рассказ его был прерван новым стенаньем, и жалобный голос его, не знаю, к кому обращенный, молвил: «Зачем ты мне мешаешь, зачем прерываешь мою речь? Или говори, что я хочу сказать, или дай мне молвить». Я спросил, с кем он говорит. «Стал над моей головой[4] муж, мне неведомый, который перечисляет все дурные дела, совершенные мною. Говорит он правду, но мне самому исповедать их не дает». Я сказал ему, что и это демон, и увещевал больного не отступать от своего намерения. Он продолжил, то исповедаясь, то сетуя на демонов, словами и ударами заграждающих ему уста. Почти сорок раз прерывалась его исповедь: с таким-то упорством сражается враг, жадный до человеческой гибели. Тянулось наше сражение от первого часа дня до часа третьего. Наконец мы победили, а лучше сказать — победил Тот, без Кого не одолеть злого духа. По окончании исповеди мы спросили, видит ли он коня: он боязливо поднял голову, огляделся и со слезами радости сказал: “Клянусь жизнью отца моего, больше не показывается”. Спросил я и о дурном советчике, который мешал его исповеди. “И он исчез”, отвечал больной. Больше ничто его не тревожило. Он прожил весь тот день и следующую ночь, а на другой день около шестого часа умер мирно» (Petr. Ven. De mir. I. 6).
3
Эллебод, постельничий архиепископа Реймсского, послан был в Аррас. В полдень они со слугой приближались к какой-то роще. Слуга, ехавший впереди, заслышал шум, словно ржанье коней, звон оружия и воинский клич. Он поворотил назад и сказал Эллебоду, что и конь его, и он сам дальше идти боятся, что роща полна душами умерших и демонами и что он сам слышал, как они говорят: «Достался нам аршский приор, а скоро получим и архиепископа Реймсского». Эллебод советовал ему перекреститься и ехать дальше. Проезжая мимо рощи, он слышал неясные голоса, скрежет оружья и конское ржанье, а, вернувшись в Реймс, застал архиепископа при смерти. Из сего можно заключить, что его похитили эти духи и что кони, на которых скачут души мертвых, — на деле демоны, принимающие облик коней (Helin. De cogn. 12)[5].
4
В графстве Неверском жил да был один угольщик, бедный, но благочестивый. Однажды ночью он сторожил свой ров, где пережигал уголь, как вдруг откуда ни возьмись бежит голая женщина, а за ней — всадник на черном коне, с мечом в руке. Настиг он ее и поразил мечом; она упала замертво, а всадник, словно ему этого было мало, спешился и бросил ее в огненный ров, а потом достал ее оттуда, совсем спекшуюся, положил перед собой на коня и ускакал. Угольщик был всем этим чрезвычайно впечатлен. Видение стало повторяться ночь за ночью, и угольщик задумался и опечалился. Это заметил граф Неверский, неизменно чуткий к думам и чаяниям простых угольщиков, и заставил его рассказать, отчего это сегодня особенно грустен его взгляд, а услышав дивную историю, пожелал сам все увидеть. Он исповедался, переменил платье и пошел с угольщиком. В полночь услыхали они шум и увидели женщину, всадника, бегство и убийство. Всадник хотел уже ускакать, как граф именем Господним заклял его сказать, кто он таков. Тот приостановился и отвечал: «Я — ваш рыцарь такой-то, а эта женщина — жена того-то; она убила мужа, чтобы беспрепятственно со мной блудить; в этом грехе мы умерли и теперь за него казнимся: таково ее наказание, что каждую ночь я ее убиваю и сжигаю». — «А этот черный конь, — спрашивает граф, — он что такое?» — «А это сам дьявол, — говорит рыцарь, — который мучит нас непрестанно и несказанно». — «Можно ли вам помочь?» — «Можно, если молиться за нас, служить мессы и петь псалмы». — Таков, прибавляет Элинанд, был и конь, на которого сел злосчастный маконский граф (см. следующую историю) (Неlіп. De cogn. 13)[6].
4
Ходовая эпическая формула в изображении вещих снов:
5
Из сего понятно, как неправ Вергилий, приписывающий обитателям Элизия ту же заботу о конях и колесницах, какая отличала их при жизни (Энеида. VI. 653—655): и кони в аду не те, и отношения с ними не идиллические (
Кроме того, на черном коне является людям после своей смерти папа Бенедикт ѴІІІ (1012 — 1024) и слезно просит пойти к его брату Иоанну, занимающему ныне апостольский престол (папа Иоанн XIX, 1024 - 1032), и передать ему, чтобы взял деньги из такого-то ларчика и раздал бедным на помин его души, затем что деньги, кои доныне на его спасение тратились из других статей бюджета, впрок ему не пошли, как добытые грабежами и несправедливостями
6
Через полторы сотни лет этот рассказ дал сюжетную основу боккаччиевской новелле о Настаджо дельи Онести (Декамерон. У. 8), но с совсем иной моралью.