Уткнувшись носом в плечо Ангелины, Юния тут же подружилась с ней, позволив девочке взяться за поводья и привязать их к высокому пню, покрытому грибами-трутовиками.
– Она здесь! Книжная дама привезла книжки! – закричала Ангелина, повернувшись к дому.
Я слезла с мула и стала копаться во вьюке.
– Прости, что так долго. Была зима, и… – пришлось погасить невысказанные слова в воздухе, чтобы не вспоминать о том браке.
– Слыхала. Это неважно. Главное, что ты здесь сейчас. Я скучала по тебе, – тактично ответила Ангелина, сменив тему разговора.
Мне было интересно, что именно она знала. Отдав Ангелине «Букварь для детей», я почувствовала, как лицо заливается синей краской. Она прижала книгу к груди и нежно промурчала «спасибо».
– «Популярная механика» для мистера Моффита, – сказала я, еще немного покопавшись в сумке и вытащив церковную брошюру с журналом.
– По-пу-ляр-ная ме-ха-ни-ка, – читала Ангелина по слогам, ведя грязным ногтем по обложке, которая привлекла ее внимание. – Это же дирижабль. Никогда таких не встречала, но муж клянется, что видел одну из таких штуковин, парящей над горами. Он увидел ее прямо над собой, резко вскочил и упал на землю от страха, – шептала Ангелина, от испуга уставившись в небо.
Я тоже ничего подобного не видела, но верила ей на слово.
– А еще, – она покрутила указательным пальцем, – я знаю, что жена президента прилетела на одном из таких дирижаблей к нам в Кентукки.
Теперь мы обе смотрели на небо, пытаясь представить Элеонору Рузвельт, сидящую в сером брюхе машины, перелетающей горы.
– Трудно поверить, что люди могут добраться до наших краев такими путями, – говорила Ангелина. Едва дыша, она сделала из рук бинокль и сквозь него изучала небеса. – Скоро людям не понадобятся мулы и даже собственные ноги. За них все будут делать большие машины.
Она просунула свою руку под мою, и я замерла в полном оцепенении Еще ни один белый человек так нежно не прикасался ко мне. Никто, кроме Ангелины. Но сколько бы раз она ни трогала меня за руку, внутри я ощущала дискомфорт и аккуратно одергивала себя, веря в то, что могу наслать на нее проклятие.
При этом мне нравились ее ласковые прикосновения, заставлявшие с тоской вспоминать о маме и мечтать о сестренке или даже о собственном ребенке. Хотя бы самую малость. Но мне не суждено иметь детей, как не суждено иметь и второго мужа. Не дай бог, молва о случившемся распространится по всей окрестности, уверена, тогда местные тут же пустили бы слух, мол, от моего цвета кожи каким-то непостижимым образом сыграл в ящик Фрейзер, будто Синяя дьяволица убила собственного мужчину, прямо на брачном ложе. Хотя я называла это благословением. Отныне никто не просил моей руки и не вынуждал снова выходить замуж. Дыхание замедлилось, и даже малейший проблеск облегчения только подтверждал мои догадки.
– Дирижабли и поезда, – говорила я Ангелине, а внутри все съеживалось от этой и других, еще более темных мыслей, которые поскорее старалась выбросить из головы.
– Мир становится все больше и больше. А мы только уменьшаемся, – едва могла шептать Ангелина. – Он растет слишком быстро. Не успеваешь всего увидеть. Мы вообще ничего не видим. – Она опустила голову и копнула пальцами ног землю, будто бы собираясь корнем врасти в нее.
– Да, все меняется. – Справедливости ради отмечу, что эти перемены дали мне надежду, что однажды на большой громкой машине приедет человек, такой же, как я. – Пора идти к мистеру Моффиту.
– Он будет рад увидеть тебя, Василек. Он пока не встает с постели. Все-таки прострелена нога. – На щеках Ангелины появился румянец.
Юла Фостер как-то рассказывала мне о том случае, когда мистер Моффит попался на краже чужой курицы.
– Может, новая книжка облегчит его страдания, – понадеялась я.
С ухмылкой на лице она снова взяла меня за руку и повела по каменным ступенькам на крыльцо. В этот раз я всем сердцем наслаждалась ее сестринской заботой, о которой можно было только мечтать.
Я наклонилась, проходя мимо старого осиного гнезда, висящего под прогнувшимся карнизом. Увидев нас внутри крохотной хижины, мышь тут же метнулась под черную пузатую печку, внутри которой догорали тлеющие остатки пня с корнями. Дневной свет просачивался сквозь отклеившуюся бумажную драпировку, украшавшую стены, выгоняя тени из самых потаенных углов дома.