А сзади, от ворот, уже бегут темные фигуры, помогают выломать чем-то тяжелым двери, вместе с офицером и его спутниками врываются в тюрьму. Характерный бас Байяра слышен даже сквозь непрерывный звон:
- Охотник и пятеро - к воротам! Никого не впускать и не выпускать, кроме наших. Остальные - за мной! Быстро!
За дверью уже теснятся жандармы, солдаты, тюремщики. Вид офицера-эсэсовца и его спутников на миг сбивает их с толку - они еще не решаются наброситься на пришельцев. Этим замешательством пользуются все четверо: взлетают по лестнице, мчатся по ярко освещенному коридору второго этажа.
- Что ж вы? Хватайте их! Стреляйте! - вопит по-немецки чей-то голос.
Под сводчатым потолком оглушительно грохочут выстрелы. Жандармы кидаются в погоню.
- Направо! Направо! - задыхаясь, кричит офицер. - Их камера в том крыле.
Они сворачивают за угол. Внизу уже трещат автоматы, звенят стекла, что-то тяжело падает - там идет настоящее сражение: Байяр и его люди обстреливают тюремную стражу, штурмуют вход и лестницу,
Офицер на бегу оглядывается: следуют ли за ним те трое? Глаза его внезапно встречают чьи-то глаза. За выступом стены спрятался жандарм. Дуло его пистолета нацелено прямо в голову офицера. Укрыться? Негде. Коридор весь просматривается. Тогда конец?
В тот же миг жандарм нелепо взмахивает обеими руками и опрокидывается навзничь. Пистолет его стреляет в потолок, а сам он исчезает, точно унесенный вихрем.
Офицер добегает до правого крыла тюрьмы. Вот она, камера. Вот он, ключ. Дверь камеры распахивается. Изможденные бородатые люди - целая толпа - устремляются навстречу вошедшему. И вдруг отшатываются. На лицах страх, разочарование.
Юноша в кровоподтеках, в разорванной рубашке вскрикивает:
- Ага, вы пришли за нами ночью, потому что вы боитесь народа! Вы расстреляли мою девушку, можете сейчас расстрелять меня и всех нас, но все равно вам не победить! Народ отомстит за нас!
Офицер видит его неукротимые, женственно красивые глаза.
- Марсель Кламье?! Сын нотариуса из Лаона?!
Юноша вглядывается в него, узнает:
- Что? Дени? Ты - в асэс?! - Он презрительно сплевывает. - Какая низость! Так, значит, это ты выдал мое имя бошам? До сих пор они знали только мою партизанскую кличку - Атеист!
Но в дверях уже стоят рыжий и черный партизаны и чернявый шофер. Шофер кричит:
- Сумасшедший! Это же маскарад! Он свой, маки! И мы тоже маки! Быстрее, быстрее бегите! Дорога каждая минута!
В ответ - восторженный вопль. Заключенные бросаются к дверям. Некоторые не могут идти - их подхватывают товарищи. Марсель подбегает к Дане:
- Это правда? Какое счастье! Ты возьмешь меня к себе?
Вместо ответа Даня хватает его за руку и тащит за собой. Все скатываются по лестнице вниз. Там уже слышны только отдельные выстрелы партизаны управились со стражей. На ступеньках - недвижные тела. Заключенные и маки пересекают двор, минуют ворота. На темной улице их ждут темные грузовики.
- Скорей, скорей! - подгоняют их командиры.
Вдали воет сирена - в немецких казармах услышали стрельбу.
Байяр и его заместитель Лидор поспешно пересчитывают людей. Нельзя терять ни минуты. Семерых раненых капитан велит отвести в свою машину. Остальные набиваются - тело к телу - в грузовики.
Даня, его друзья и Марсель оказываются рядом, в одном грузовике. Вплотную к Дане стоит длинный тонкий паренек в комбинезоне, с огромным пистолетом у пояса. В темноте Дане не видно его лица. Грузовики двигаются тихо, крадучись, на спусках идут на свободном ходу, чтоб не шумел мотор. На неровной сельской дороге кузов трясет и подбрасывает. Сосед в комбинезоне тычется головой в Данино плечо.
- Извини, Дени, - бормочет он. - Это я не нарочно, честное слово!
- Николь?! - вырывается у Дани.
Его перебивает веселый голос д'Артаньяна:
- Ну как, Русский, понравился тебе мой номер с лассо?
- Какой? Где? - спрашивает Даня.
- А с жандармом, который собирался тебя прихлопнуть. Ух, как он у меня поехал! Прямо в окно второго этажа!
- Так это тебе я обязан жизнью? - Даня потрясен.
Д'Артаньян смеется:
- Не мне - кинематографу. Кино - великий фактор прогресса!
8. У "СВЯТОГО АНТОНИЯ"
Маленькая, позеленевшая от времени бронзовая статуя богоматери смотрела на них из травы. В круглом фонтанчике журчала, поигрывала вода, и закатный луч дробился в струе, вспыхивая то оранжевым, то зеленым.
В этот час - между обедом и ужином - за столиками в ресторане Риё "Святой Антоний" почти не было посетителей. Только госпожа Риё, пышноволосая меланхоличная блондинка, вязала поодаль, не обращая никакого внимания на молодую пару. "Племянница" мсье и мадам Риё пользовалась полной свободой и могла принимать у "Святого Антония" кого ей было угодно. К тому же юноша, сидевший с ней за столиком, выглядел вполне прилично: синий костюм, галстук спокойных тонов, аккуратно зачесанные темные волосы и даже уголочек белейшего платка выглядывал из нагрудного кармана. Видно, мальчик из хорошего, интеллигентного дома.
Госпожа Риё, наверно, не поверила бы, если бы ей сказали, что под синим пиджаком у мальчика спрятан заряженный пистолет, а на поясе у заднего кармана брюк - граната. Мальчик пришел в город вооруженный до зубов. После нападения на тюрьму боши свирепствовали. Они объявили, что крупные силы противника прорывались в город, и теперь патрули дежурили почти на всех улицах. Если бы они придрались к посетителю "Святого Антония", произошла бы "суматоха", как любили говорить партизаны капитана Байяра.
Еще утром все друзья сбежались к шалашу, где жили Русский, Иша, Дюдюль, д'Артаньян и новый их товарищ - Марсель. Все желали присутствовать при туалете Дани, все подавали советы, и каждый приносил Русскому что мог: кусок хорошего мыла, одеколон, бритву и, наконец, самую главную драгоценность всякого партизана - крепкие носки. Даня отбивался изо всех сил:
- К чему все это, ребята? Не нужно мне, даю слово. Забирайте все обратно!
- Бери, бери. Надо, чтоб ты выглядел точно принц из сказки. Идешь ведь не в разведку, не к бошам, а к девушке! К де-вуш-ке! На сви-да-ни-е! Это же событие, - уговаривали партизаны.
Все началось еще накануне, когда вернулся ездивший в Альби Костя-Дюдюль.
Дернуло же его сказать при Иша:
- Видел Николь у "Святого Антония". Она велела тебе непременно прийти завтра после обеда в сад при гостинице. Непременно, понимаешь, она это подчеркнула. Ей нужно сообщить тебе что-то очень важное.
Этого было достаточно. Любопытный и болтливый, как сорока, Иша тотчас же разнес по всему лагерю: завтра Русский отправляется на свидание со своей девушкой. На этом свидании у них все должно решиться. Что именно должно решиться, ни сам Иша, ни другие партизаны не смогли бы объяснить, но людям в маки было приятно думать, что на свете, кроме войны, крови и жестокостей, продолжают существовать и существуют любовь, свидания, молодые девушки. Все жаждали быть хоть чем-нибудь сопричастными этому свиданию и молодой любви. К тому же всем без исключения нравился "маленький Русский" - храбрый и верный товарищ, разделявший с ними почти полгода все лишения, трудности и ратные дела. Николь лично знали только самые близкие товарищи Дани. Зато почти всем в отряде было известно, что долговязая подружка Русского, подавальщица из "Святого Антония", навела отряд на славное дело - освобождение политических - смертников из альбийской тюрьмы. Знали, что именно Николь сумела обработать тюремщика так, что он согласился помочь маки. Некоторые видели Николь, когда она приезжала к Дане. От полноты сердца несколько человек притащили подарки даже Николь. Старик Вино испек ей какую-то особенную коврижку, Жюль передал Дане собственноручно подстреленную лисицу на "зимний воротник", Иша сунулся было с какой-то ленточкой, но Даня так рявкнул на него, что грек поспешно ретировался. Ведь он был главным виновником всей этой суеты в отряде, и Даня про себя негодовал и злился:
"Зачем это я понадобился так срочно Николь? Не могла приехать сама, если уж я так нужен! И Костя тоже хорош! Знает, что Иша первый трепач, и бухает при нем! Сделал меня посмешищем целого отряда!"