Всего у Сулакадзева хранилось 290 рукописей. Среди них действительно было немало старинных и редких литературных памятников. Но, к сожалению, собиратель испортил не один древний манускрипт, собственноручно украсив его «приписками», якобы сделанными мнимыми прежними владельцами или читателями.
Язык сфабрикованных Сулакадзевым рукописей представлял собой бессвязный набор слов, причем чем древнее был текст, тем очевиднее бессвязность. Главным свойством древнего стиля Сулакадзев, судя по всему, считал его загадочность, «тёмность». Пытаясь имитировать «древность», он стремился к максимальной непонятности, наивно полагая, что важным признаком древнего языка является полное отсутствие грамматических правил.
Подделка, которой гордится вся Чехия
Если сулакадзевские «бояновы песни» и «велесовские вещания» не нашли признания у любителей русской старины (ну не дотягивал Сулакадзев как поэт и стилист до уровня Макферсона!), то совершенно иначе сложилась судьба чешской Краледворской рукописи, спор о которой выплеснулся за пределы научных кругов и затянулся на сто пятьдесят лет.
В1817 году Вацлав Ганка, секретарь чешского литературного общества и автор сборника из двенадцати стихотворений, отправился для научной работы в захолустный провинциальный городок Краледвор.
Это было время национального возрождения Чехии. В течение двухсот лет чешский язык и чешская культура подвергались гонениям, шла насильственная германизация коренного населения. Старочешские книги запрещались и сжигались на кострах, школы были повсеместно немецкими. И дух национального самоутверждения проявился в восстановлении в правах чешского языка и обращении к историческому прошлому, отраженному в фольклоре и древних памятниках чешской письменности.
Вацлав Ганка (в 1817 году ему было всего двадцать шесть лет) прекрасно знал древнечешскую литературу, древнерусскую и южнославянскую письменность. И этому молодому человеку, борцу за возрождение чешской национальной культуры, несказанно повезло. Он нашел древнюю чешскую рукопись, свидетельствующую о высоком поэтическом развитии живших в старину чехов.
В 1819 году весь научный мир Чехии и Германии был потрясен древними текстами чешского народного эпоса. Они сопровождались прекрасными переводами на чешский и немецкий языки (чешский перевод был сделан Ганкой, а немецкий — его другом, начинающим поэтом В. Свободой).
В предисловии Ганка рассказал историю своей находки. В 1817 году один капеллан посоветовал ему порыться в подвалах краледворского костёла. Там юноша и нашел двенадцать разрозненных пергаментных листков и два лоскутка, на которых старинными чешскими буквами было записано восемь эпических и пять лирических песен.
В предисловии Ганка процитировал известного чешского филолога и историка Й. Добровского. Последний высоко оценил художественные достоинства древних текстов и датировал манускрипт, который по месту находки назвали Краледворской рукописью, концом XIII — началом XIV века.
Ганка, который отвел себе скромную роль переводчика, в предисловии посетовал, что «перевод на новый чешский язык уступает в достоинстве подлиннику». Восхищенные читатели решили, что опубликованные стихи прекрасны и возвышенны. Всех потрясли пять героических песен, которые сочли не только памятником древней чешской словесности, но и «ключом ко всей истории» древних чехов, источником знания об их обычаях, быте, укладе жизни.
Находка сделала Ганку известным не только в Чехии, но и в других славянских странах. Большой интерес Краледворская рукопись вызвала в России. Уже в 1820 году ее тексты были переведены на русский язык и опубликованы Российской академией наук.
Ганка выдвинул идею создания Национального музея — для хранения и изучения памятников чешской старины — и начал активно воплощать ее в жизнь. В 1818 году была собрана огромная сумма — более 60 000 франков. Кроме того, в музей передавались богатые книжные собрания, рукописи, предметы старины и т. д. Сам Ганка преподнес в дар музею Краледворскую рукопись, ставшую его главной достопримечательностью.
А открытия тем временем посыпались как из рога изобилия. В 1817 году Й. Линдой, начинающим писателем и другом Ганки, в переплете какой-то старой книги был найден пергамент с рукописным отрывком из старинной чешской песни, получившей название «Песня о Вышеграде» и датированной исследователями концом XII — началом XIII века (то есть написанной на сто лет раньше текстов Краледворской рукописи).