Имя Уайза не прозвучало, но оно уже не было ни для кого секретом.
Уайз скупил все находившиеся в продаже пробные издания и уничтожил их. Но ситуация вышла из-под его контроля, и как он ни пытался обелить себя, ссылаясь на некоего умершего библиофила, репутация его рухнула.
Однако некоторое время спустя библиофилы оценили «подлинные уайзовские подделки», и коллекционеры начали гоняться за ними.
Глава VI
КНИЖНЫЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
У книг, как и у людей, своя судьба. Порой книги «болеют». Едва заметный книжный червь может источить фолиант от корки до корки. Кстати, существует тридцать девять видов таких «книгоедов», и бороться с ними — дело почти безнадежное. Если в доме водятся мыши, то следы их зубов обязательно появятся на книжных переплетах. Из-за солнечных лучей может выгореть обложка, а от избытка влаги на старых изданиях появляется плесень. И все же главный враг книг — сам человек.
Загубленные книги
Книгами порой топили печи, страницами древних изданий и драгоценных рукописей вместо обоев оклеивали стены, заклеивали на зиму окна. Вспомним, как у Пушкина издатель «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» сокрушался, что Иван Петрович «оставил множество рукописей», которые «частию употреблены его ключницею на разные домашние потребы. Таким образом прошлою зимою все окна ее флигеля заклеены были первою частию романа, которого он не кончил».
В XIV веке один ученый-библиофил, играя в волан[104], обратил внимание на то, что его ракетка оклеена древним пергаментом, покрытым латинскими письменами. Вглядевшись в текст, он обнаружил, что перед ним фрагмент несохранившегося сочинения древнеримского историка Тита Ливия. Библиофил побежал к человеку, изготовившему ракетку. В его мастерской он узнал, что остальные части рукописи также были употреблены на изготовление ракеток и к тому времени бесследно исчезли.
О примере человеческого вандализма в середине XIV века писал страстный любитель книг английский епископ Ричард де Бери, собравший в своей библиотеке около 1500 изданий. Он мечтал, что его собрание попадет в Оксфорд и будет использоваться студентами.
Беспокоясь о судьбе своей уникальной коллекции, епископ с возмущением писал: «Есть школяры, которые настолько изгаживают книги, что лучше б повязали уж себе сапожный фартук и вытирали руки об него, а не о рукописи, расстилая и разглаживая их. А если приглянется им какое-нибудь место в книге, отчеркивают его грязным ногтем. Соломой пользуются для закладок. И над открытой книгой не стыдятся есть сыр и фрукты, размахивать наполненным стаканом. А если под рукой нет сумки, объедки оставляются в книгах. На книги опираются локтями и смятые тем листы разглаживают, сворачивая их в трубку вдоль и поперек, нанося книгам неимоверный ущерб. И прежде прочих из библиотеки следовало бы гнать взашей тех, которые, упражняясь в рисовании, марают поля каракулями — причудливыми буковками и мордами животных. Нередки и такие пакостники, которые отрезают поля пергаментов для писем или которые с той же целью вырывают половину форзаца».
А в 1854 году в Египте была обнаружена мумия, заключавшая в себе драгоценное послание из далекого прошлого — использованный для ее набивки папирус со стихами древнегреческого поэта Алкмана (вторая половина VII века до н. э.).
Это один из немногих образчиков творческого наследия поэта, которое, увы, почти полностью утрачено. Можно ли назвать бальзамировщика варваром или мы должны быть ему глубоко благодарны?
После смерти одного из первых русских библиофилов В. Г. Анастасевича[105] вся его бесценная библиотека, включавшая первопечатные книги и древние рукописи, была упакована в кули и свалена в сарай.
Там она пролежала двадцать лет и начала гнить от сырости, после чего решено было выставить ее на торги. Никто из библиофилов не знал об аукционе, на него явились одни маклаки[106] и маляры — им нужна была бумага для обоев. Кули с книгами покупались рабочими по тридцать копеек за пуд[107]. Когда аукцион был уже завершен, о нем узнал один из сотрудников Публичной библиотеки. Он бросился к малярам, но опоздал: почти всё уже пошло в дело. Библиотекарю удалось спасти очень немногое. К своему ужасу, в купленном куле (а их было продано несколько десятков) он обнаружил редчайшие книги.
104
105
106