К концу его тирады Григг чувствовал себя маленьким эгоистом. Отец остановился и купил на всех еды. После Григг оказался на заднем сиденье с девочкой в бандане. Ее звали Хиллари. Девочка с грудью села вперед. Ее звали Роксанна.
Встречаются космические силы, сказала Хиллари. Окна были открыты; ей приходилось почти кричать.
Григг смотрел в окно. Он видел прямые ряды миндальных деревьев, которые как будто изгибались, когда они проезжали мимо, видел придорожные ларьки с лимонами и авокадо. Дождя давно не было. Над полями взлетали облачка пыли. «Он Грядет, — гласила одна реклама. — Ты Готов?»
Григг представлял, что бежит рядом с машиной, перепрыгивая через кюветы и переезды. Он был так же быстр; как машина, и так же неутомим. Он двигался вдоль проводов, перебирая руками.
Если вы читали что-нибудь из древних текстов, сказала Хиллари, Нострадамуса и прочих, то должны знать, что приближаются кармические потрясения. Будет мощно, но красиво.
Отец ответил, что так и думал.
Роксанна переключилась на другую радиостанцию.
Они часто останавливались на заправках, чтобы девочки зашли в туалет. Сестры Григга никогда не просили остановиться.
Когда они добрались до Грейпвайна, уже стемнело. Шоссе было переполнено. В одну сторону текла река красных огней, в другую — белых. Однажды Кэт придумала игру с фарами, под названием «Призраки и демоны», но когда их так много, ничего не выходит. Да и потом, интересно получалось только с Кэт; без нее это была довольно скучная игра.
В Бель-Эйр они приехали около девяти. Хиллари указала путь к роскошному особняку с кованой оградой из металлических виноградных лоз, оплетенной настоящими виноградными лозами. Отец сказал, что должен отдохнуть с дороги, и они все вошли внутрь.
Дом был огромный. Зеркально-мраморный коридор вел к столовой со стеклянным столом, вокруг которого стоял десяток стульев. Хиллари показала им кнопку под столом, чтобы хозяйка могла вызвать прислугу, не вставая с места. Григгу это показалось излишним, так как до кухни, где звонил звонок, было всего несколько шагов. Хиллари сказала, что хозяева дома — ее друзья, но сейчас их нет.
Вдоль столовой и кухни шел атриум — с пальмой и тремя ярусами орхидей. Через стекло атриума Григг видел бассейн с подсветкой, заполненный людьми, неоново-голубую воду. Позже, вспоминая об этом, он спрашивал себя, сколько лет было тем людям. Примерно как Амелии. Может, как Бьянке. Но точно не как отцу.
На кухне за столом сидели трое ребят. Хиллари достала отцу Григга пиво из холодильника. Пахло марихуаной. Григг знал запах марихуаны. Он шесть раз смотрел «2001: Космическую одиссею», дважды — в университетском городке.
Отец подошел к молодому человеку с длинными волосами и лицом пророка. Он спросил молодого человека, читал ли тот Хайнлайна (не читал), а молодой человек спросил отца Григга, читал ли тот Гессе (не читал). Все меняется, согласились они. Мир вертится.
— Здорово быть молодым, — сказал отец; он уже явно не был, и Григг надеялся, что ему это известно.
Почему-то Григга смущало, как разговаривает отец. Он отпросился в туалет (хотя зачем ему — столько остановок по пути!) и отправился исследовать дом. Кажется, его слегка лихорадило. У него возникло сказочное ощущение, будто он стал стеклянным; он ходил по комнатам — спальням, кабинетам, библиотекам, кинозалам — как во сне. В доме были комнаты с зеркалами от пола до потолка, бильярдный стол и бар с раковиной. В одной спальне, для девочки, он увидел кровать с балдахином и телефон «Принцесса». Кэт жизнь бы отдала за такой телефон. Григг позвонил домой с переводом оплаты.
Трубку взяла Амелия.
— Как горы? — спросила она. — Не думала, что в такой глуши есть телефоны.
— Мы не в горах. Мы в Бель-Эйр.
— Это жутко дорого. Скажи свой номер, и мы сразу перезвоним, — ответила Амелия.
Григг зачитал ей номер с телефона. Он лег на кровать под балдахином и дожидался звонка, представляя себе джунгли, москитные сетки, барабаны туземцев.
— Привет. — Это была мать. — Как горы?
— Мы у знакомых в Бель-Эйр, — ответил Григг. — В горы поедем только завтра.
— Понятно, — сказала мать. — Нравится? Хорошо с папой?
— Еще бы.
— Спасибо, что позвонил, — сказала мать.
И повесила трубку. В тот день она с девочками собиралась в кино. Но ему бы не понравилось, заверила она. Что-то девчачье.
Григг подошел к шкафу, открыл его. Дома ему не разрешали заглядывать в шкафы сестер. Там были альбомы и обувные коробки с секретными финтифлюшками. Однажды, когда он открыл обувную коробку с секретными финтифлюшками Кэт, она орала на него полчаса, хотя Григг ничего не увидел, кроме загадочных каштанов в пластиковой баночке из-под леденцов, выложенной красным бархатом.
У этой девочки во всех обувных коробках лежали туфли. Еще у нее были колодки-формодержатели. Сказать по правде, у трех его сестер, вместе взятых, не нашлось бы столько обуви.
Еще секретики прячут под одеждой в комоде. Григг заглянул туда и снова ничего не обнаружил. Ящик туалетного столика был закрыт; он долго возился с ним, но требовались ногти или кредитка. Или ключ. На кроватном столбике висела связка каких-то ключей. Ни один не годился.
В спальню вошли парень с девушкой. Они успели наполовину раздеться, прежде чем заметили Григга. Член парня выглядывал из ширинки, похожий на гриб после дождя. Григг положил ключи на столик.
Когда он шевельнулся, девушка взвизгнула, а потом засмеялась.
— Ты не против, чувак? — спросил парень. — Мы только на минутку.
Девушка снова засмеялась и толкнула его в плечо.
Григг вернулся на кухню. Отец все еще разговаривал с пророком. Григг остановился на пороге, где шум в бассейне почти перекрывал голос отца.
— Ты ходишь в одни и те же места, видишь одних и тех же людей. Говоришь об одном и том же. Половина мозга простаивает. Больше, — говорил отец Григга.
— Да ну, — отвечал парень.
— Живешь вполсилы.
— Да ну.
— Это как клетка, и ты даже не заметил, когда захлопнулась дверь.
Парень оживился.
— Оглянись, пощупай. — Он показал. — Никаких прутьев, чувак. Никакой клетки. Ты свободен ровно настолько, насколько думаешь. Никто тебя не заставляет, чувак. Никто не заставляет тебя заводить будильник, вставать по утрам. Никто, только ты сам.
Григг вышел к бассейну. Кто-то швырнул в него полотенцем. Оказалось — Хиллари, на которой ничего не было, только резиночки на косичках. Увидев, что Григг смотрит, Хиллари засмеялась.
— Ты не такой уж и маленький, в конце концов, — сказала она. — Но в одежде сюда нельзя. Ты смотришь — на тебя смотрят. Это правила. Иначе, — Хиллари наклонилась, ее груди качнулись к нему, — мы решим, что ты извращенец.
Григг вернулся в дом. Лицо у него горело, и самым знакомым из странного клубка чувств было унижение. На нем он и сосредоточился, просто потому, что узнал. В кабинете Григг нашел еще один телефон и опять позвонил домой. Он не ожидал, что кто-то ответит — думал, вес в кино, — но трубку взяла Амелия. Она сказала оператору, что не примет перевод оплаты, однако не прошло и минуты, как телефон зазвонил, и это снова была мать.