— Многим это не важно, — сказал Mo. — А я вот болею за точность. — Он начал перечислять Дину ошибки в последней книге того автора, одну за другой. — Многие не представляют, что такое стадия предварительного расследования, — сказал он, приготовившись объяснять.
Бернадетта наклонилась к Пруди и прошептала:
— Может, я немного приукрасила. Я не знала, что Mo болеет за точность. Я думала, он просто любит сюжет. Вот и добавила кое-что. Спорт. Белье. Младшая сестра-обольстительница. Мужчинам такое нравится.
— Наркотики. Говорящие птицы, — сказала Пруди.
— О, про ворон я не выдумала.
Прямо сейчас Пруди не хотелось слушать, что было правдой, а что нет. Может, как-нибудь потом. Но Бернадетта не ее мать; может, и никогда.
— У меня не было ни одного плохого мужа. Все дело во мне. Каждый раз в браке мне становилось тесно. Я любила выходить замуж. В ухаживании есть сюжет. В замужестве сюжета нет. Одно и то же, снова и снова. Те же ссоры, те же Друзья, те же дела по субботам. Однообразие меня раздражало. А еще я никогда не умещалась в замужество целиком, кем бы ни был мой муж. Какая-то часть меня нравилась Джону, какие-то — другим, но всю меня никто не выдерживал. Тогда я отрубала часть себя, но скоро начинала тосковать по ней, хотела вернуть. Я и не любила по-настоящему, пока не родила первого ребенка.
Музыка заиграла снова. Пруди видела, как танцует негритянка, уже без норки. Она скинула не только боа, но и туфли. Ее партнером был полный лысый белый мужчина. Танцевали еще три пары, однако эта притягивала взгляд.
Было какое-то глубокое противоречие между строгой одеждой и отчаянными плясками. Только хороший танцор мог его приглушить. Пруди гадала, женаты ли они. Первая ли она жена? Пришлось ли ей ради него отрубить часть себя? Если да, то она выглядит вполне счастливой и без этой части.
На танцплощадке было уже восемь пар. Пруди вычислила, что половина из них — богатые мужчины со вторыми женами; ее расчеты основывались на разнице между женщиной и мужчиной по молодости и привлекательности. От лица Сильвии она это осудила. Она сама вышла за мужчину намного красивее ее, и ей казалось, что так и должно быть.
Дин заметил, куда смотрит Пруди.
— Разрешите вас пригласить? — сказал он. Явно умолял спасти его от подробностей розыска и ареста.
После смерти матери Пруди еще не танцевала, даже одна, в гостиной, под Смоки Робинсона[51]. Ее мать обожала Смоки Робинсона. Но решила, что ради Дина можно. Он не просил ничего особенного.
— Хорошо, — ответила она. И поняла, что не в силах. — Через минутку. Или попозже.
— А вы, Бернадетта?
Бернадетта сняла серьги и положила их рядом с тарелкой.
— Они меня утяжеляют, — пояснила она и ушла с Дином.
На Пруди упала тень. Это оказалась Джослин — наконец-то. Она наклонилась и поцеловала Пруди в щеку.
— Ну, как вы тут держитесь? — спросила Джослин. От нее пахло потом и жидким мылом. Мокрые волосы топорщились вокруг лица. Макияж был частично и неаккуратно стерт.
Она рухнула на стул рядом с Пруди, нагнулась, сняла туфлю и помассировала ногу.
— Вы пропустили суп и вступительную речь. Я беспокоилась, — сказала Пруди.
Если честно, она не беспокоилась; не то чтобы ей было все равно, просто Бернадетта отвлекала. А причины для беспокойства были. Джослин могла быть намеренно грубой, но невнимательной — никогда. Джослин никогда не опаздывала. Джослин никогда не бывала... растрепанной. Как получилось, что Бернадетта выглядит лучше Джослин?
— Сильвии не видно, — заметила Пруди. — Дэниела тоже не видно. Что бы это могло значить?
— Пойду позвоню ей, — ответила Джослин, надевая туфлю. — Странно, что Дэниела нет. Аллегра говорила, он точно будет.
— «Приведет к сценам, неприятным не только мне одному»?[52] — предположила Пруди.
— Сильвия никогда не устроила бы сцену.
— Но вы — да.
Джослин ушла. Григг сел рядом с Mo. Через несколько пустых стульев от Джослин. «Твоя любовь окрыляет», — играл оркестр. Только без слов.
— Вы не подбросите Джослин домой? — спросил он Пруди. — Потом? После танцев? У меня закончился бензин.
— Конечно, — ответила Пруди. — А Дин отвезет вас на заправку, когда захотите.
Джослин вернулась за стол.
— Они будут через пять минут, — сказала она. — Уже подъезжают.
Григг принялся за еду, развернув свой стул к Mo:
— Значит, детективы. Детективы я люблю. Даже написанные по шаблону — мне нравится сам шаблон.
— Я не пишу по шаблону, — ответил Mo. — Один раз я даже поместил убийство в самый конец.
Кто не любит детективы?
— Откуда вы знаете Бернадетту? — поинтересовалась у Джослин Пруди.
— Она была замужем за моим крестным.
— А чем она занималась?
— В смысле работы? Спросите ее.
— Слишком долго, — ответила Пруди.
— Коротко и у меня не получится. Школу она не закончила, поэтому перебивалась, чем могла. Помощница учителя. Маникюрша. Я помню, она мне рассказывала, как работала на ярмарке: зазывала народ бросать кольца на стопки посуды. Какое-то время играла Белоснежку в «Диснейленде». Выгуливала собак. Но главным образом выходила замуж. Вполне в духе Остен, разве что многократно. Меркантильность тут ни при чем. Вы знаете, она такая оптимистка; каждый раз думала, что это надолго. Сначала я беспокоилась за ее детей, но только теоретически. Они, похоже, не знали горя; отличные выросли дети. Из жен Бена она нравилась мне больше всех. У них был старый особняк в Беверли-Хиллс, окруженный верандой, с красивым садом. Пруд с золотыми рыбками, деревянный мостик. Сказочное место.
— Неужто Бен Вайнберг?
— Вы о нем слышали? Он когда-то был большой шишкой в Голливуде. Делал много фильмов с Фредом Астером.
«Пасхальный парад».
— О господи, — сказала Пруди. — Какой сюжет!
Она повернулась и посмотрела на танцплощадку. За пятиэтажным стеклянным куполом наступила ночь; внутри на балконах зажглись созвездия гирлянд. Оркестр казался маленьким и далеким. Она видела Дина — высокого, красивого, немножко дерганого в танце, но это ему шло.
Бернадетта была плотная, но гибкая. Она трясла плечами, выделывала коленца, крутила бедрами. Одну минуту отплясывала шугар-фут, другую — бак-энд-винг[53]. Сдержанный, женственный ча-ча-ча. Жалко, что Дин там, с ней. Он явно ей мешает.
Сильвия оставила машину на подземной стоянке и вместе с Аллегрой дождалась лифта. Она расслабилась, успокоилась. По телефону Джослин сказала ей, что Дэниел так и не объявился. Сильвия простила Аллегре, что та хотела остаться дома (и теперь упрекала себя, зачем ее притащила). Она даже простила Аллегре тяжкое преступление против счастья Аллегры.
Где-то этаже на втором она сказала:
— Знаешь, по-моему, все на свете можно простить. Если есть любовь. — Но Аллегра читала на стене лифта рекламу контрацептива «Депо-Провера» и не ответила.
Джослин громко обратилась к Пруди, так, чтобы Григг с Mo тоже услышали:
— Правда ведь, что хорошие танцоры обычно не хвастаются всем и каждому?
— Танцевать может любой дикарь, — ответил Григг. Он встал, подошел к ней, протянул руку. Джослин не сказала Григгу, что ноги у нее ноют до самых колен: не дождется. У него есть силы танцевать — значит, у нее тоже. Она будет танцевать, пока не рухнет.
Джослин не взяла руку, поднялась без его помощи.
51
Уильям Робинсон (р. 1940) — американский ритм-энд-блюзовый и соул-певец, композитор и продюсер.