– Дориан, что происходит? С тобой и правда все хорошо?
На этот вопрос он не ответил. И задал ей свой:
– Помнишь наш разговор в тот вечер? – Ему не пришлось пояснять, о каком вечере идет речь. – О том, что могло бы случиться с нами, если б мы с тобой не познакомились подростками. Если б не встретились на проспекте Рузвельта.
– Помню…
– От одной мысли об этом меня в дрожь кидает, – продолжил Дориан. – Вот в чем главная проблема. Я не могу делать вид, будто нашей дружбы не существует и она не является для меня самым главным, потому что она всегда этим была и будет – самым главным в моей жизни. Я знаю, что мы с тобой не родственные души, но тот день, когда я тебя встретил, наш первый день, – он перевернул всю мою жизнь, переписал ее заново. Все, что было мне суждено, все, что должно было со мной произойти, благодаря тебе вышло гораздо лучше.
Каролина почувствовала, что щеки стали мокрыми. А она и не заметила, как из глаз полились слезы.
– Для меня наша дружба – тоже самое главное в жизни, ты же знаешь. У меня нет ничего более ценного, чем она.
– Все эти годы я живу в страхе сказать или сделать что-то такое, из-за чего я тебя потеряю, – продолжал Дориан. – С того дня, когда тебе исполнилось пятнадцать.
– Моего дня рождения? – повторила она.
– Ты была тогда такой красивой в розовом платье, что я не мог глаз от тебя отвести, не мог перестать думать о том, что мы с тобой вместе прожили в последние два месяца. Обо всем, чем ты стала для меня. Когда Лили заставила нас танцевать, я подумал, что все, это конец. Что ты сейчас поймешь, что я к тебе чувствую, и тогда наша дружба умрет.
Внезапно все встало на свои места, обрело смысл.
– Ты тогда до конца вечера не сказал мне ни слова, – стала вспоминать Каролина. – Всячески меня избегал. До тех пор, пока Мариен не взялась гадать мне на картах и не упомянула в первый раз Минхо.
Только в тот день он не имел еще ни имени, ни лица. Он был некой возможностью. Щитом, за которым все эти годы прятался Дориан.
– Я тогда вел себя как последний дурак, – признал Дориан. – Поэтому я и хочу все исправить. Хочу снова станцевать с тобой этот вальс.
Каролина улыбнулась.
– Мы обязательно это сделаем когда-нибудь.
– А почему не хочешь прямо сейчас? К тому же ты уже должным образом одета.
И тут одновременно произошло сразу несколько событий. Дориан без лишних слов отключился. Где-то поблизости зазвучали нежные звуки музыки. Каролина мгновенно узнала эту мелодию: «Время вальса». Задний двор, где уже темнело, вдруг осветился, как будто включились фонари. Каролина едва удержалась от крика. Все это просто не могло быть правдой.
Каролина бросилась в кухню, откуда можно было выйти во двор. Она была босиком – не надела туфли, примеряя платье, но это было неважно. Тот самый двор, где когда-то они отмечали ее пятнадцатый день рождения, вновь оказался украшен цветочными гирляндами; та же самая музыка, что звучала тогда, доносилась теперь из маленьких портативных колонок, а сама она снова была в розовом платье. Только на этот раз не было гостей. Там, под открытым небом, кроме нее самой был только один человек.
Перед ней стоял Дориан, он ей улыбался. В пиджачной паре темного цвета, похожем на наряд камергера, только галстука-бабочки не хватало. Последние две пуговки на его рубашке были расстегнуты, а светлые волосы взъерошены, как и всегда.
– Ты прекрасна, – проговорил он так тихо, что Каролина едва расслышала его слова.
Его взгляд, полный страсти и страха, заставил ее содрогнуться. Ей хотелось броситься к нему, но она стояла на месте, не в силах пошевелиться. Он был там, и это был Дориан. Она думала, что потеряла его, но вот он – он стоял перед ней.
– Это все… – начала Каролина, обводя взглядом обстановку, как будто не знала, как закончить фразу.
Дориан пожал плечами, мягко улыбаясь.
– Я просто хотел возместить тебе то, что должен был сделать в тот день. И, как я уже говорил, я снова хочу станцевать с тобой этот вальс.
Каролина улыбнулась в ответ. Ей было трудно понять, почему ни одна ясновидящая никогда не предупреждала ее об этом: что придет тот день, когда ее охватят такие чувства. Она ощущала теплый бетон под босыми ногами и легкое прикосновение нового платья к рукам и талии. И руку Дориана, такую знакомую и в то же время – незнакомую, на ее руке, когда они приблизились друг к другу, преодолев разделявшее их расстояние.
– Итак, – обратился он к ней на испанском. – Подаришь мне танец?