Я и представить себе не могла, что это всколыхнет во мне целую бурю эмоций. Придя в себя, я стала готовиться к отъезду и купила билет на самолет в другую страну.
По этому поводу, дорогая племянница, я тебе и пишу, как обязательно напишу и Маринеле, чтобы дать ей свои новые контакты. Пока что я не до конца уверена относительно того, где я буду жить в этом городе (студия, где я остановилась сейчас, тесновата для двоих, так что вскоре мы переберемся в другую квартиру), но если тебе что-то понадобится, то ты можешь писать мне сюда:
The Open Door
Габриельс-Уорф, 56, Аппер-Граунд
Лондон (Соединенное Королевство)
С самыми теплыми чувствами и горячим пожеланием, чтобы квартира на Монмартре стала отправной точкой для жизни, полной чудес —
Слова бабушки продолжали звучать у нее в голове и спустя два дня после того, как было прочитано это письмо. Кая перечитывала его столько раз, что теперь могла бы, наверное, цитировать целыми кусками. Два дня. Два долгих дня, целых сорок восемь часов, в течение которых Кая единолично владела исключительной информацией, но, вместо того чтобы как можно скорее позвонить или написать Минхо, Каролине и Дориану, сделав их сопричастными своему открытию, она решила еще подождать.
Решение было обусловлено тем, что она просто не знала, когда они с Минхо смогут вновь разговаривать – после произошедшего между ними в Индии. Когда смогут возобновить общение, не опасаясь, что воспоминания будут давить на них тяжким грузом. Перед уходом из гостиничного номера Кая сказала: она ожидает, что он первым напишет имейл, вернувшись домой. Сначала всем членам клуба, потом – только ей.
Минхо до сих пор не написал ни слова, и Кая чувствовала себя потерянной. Боялась, что вконец все испортила, простившись с ним так спешно и скомкано. Боялась, что их отношения никогда уже не вернутся к нормальности. Боялась, что пережитое ими в отеле аэропорта Индиры Ганди больше никогда не повторится. Одним словом, боялась, что влюбилась до потери памяти и не смогла справиться со своими чувствами.
И то обстоятельство, что небо с самого рассвета было обложено свинцовыми тучами, угрожающими Парижу первой весенней грозой, ничуть не способствовало улучшению ее настроения. Когда же рабочий день кончился и она вышла из здания аэропорта, собираясь ехать в центр города, с неба уже низвергались потоки воды.
К моменту, когда Кая добралась до Монмартра, гроза разошлась не на шутку. Настолько, что впору было испугаться. Так что ей пришлось забежать в кондитерскую – переждать, пока гроза немного утихнет. Квартира ее располагалась в доме напротив, но дождь хлестал с такой силой, что Кая и до кондитерской-то добралась с большим трудом, пока бежала от метро по покрытой водой брусчатке, изо всех сил стараясь не поскользнуться и не упасть. Вымокла вся, с головы до ног.
К счастью, в кондитерской можно было не только спрятаться от дождя, но и выпить горячего шоколада со свежей булочкой. Кая разделяла твердое убеждение многих, что горячий шоколад и свежая булочка способны мгновенно исправить любую ситуацию, какой бы ужасной та ни была.
Народу в кондитерской было немного. По крайней мере в сравнении с той сценой из «Трепещущего на синих крышах света», которая, по воле ее двоюродной бабушки Ингрид, развернулась именно здесь. Сцена, которую Кая перечитывала тысячи раз, почти как бабушкино письмо: первая встреча героини с Исобель – тот день, когда разразилась гроза. Сегодня в кондитерской оказалась только пара стариков, заказывавших себе кофе, и еще какой-то клиент, ожидавший своей очереди. Кая решила постоять возле окна, пока от прилавка не отойдут другие посетители.
Вечером площадь Тертр должны были бы заполнять туристы, но сейчас она оказалась практически непроходимой, затопленной водой.
– Похоже, дождь затихнет не скоро, – произнес голос у нее за спиной. – И как только погода умудрилась так быстро испортиться?
Кая обернулась, чувствуя, как сердце скакнуло в груди. Прежде всего потому, что это были в точности те слова, что произносит в романе Исобель. Но была и еще одна причина, самая главная: она узнала голос.
Это Минхо, и он смотрит на нее с легкой улыбкой. В руке у него зонт, на плечах – непромокаемый плащ-дождевик, однако похоже на то, что он нашел убежище в кондитерской задолго до того, как начался настоящий потоп, потому что был совершенно сухим.