В унисон внутриголовному звону задребезжал будильник, огромный, в сером стальном корпусе, с двумя никелированными чашечками сверху.
«В школу надо собираться…» — отстраненно подумал Кирилл, уже понимая, что ни в какую школу он не пойдет. По той простой причине, что не знает, где эта самая школа находится, в которую он, то есть, «Сашура», в теле которого он сейчас находится, должен был бы ходить.
В голову пришло и оформилось ясное осознание, что он, Кирилл Львович, майор танковых войск в отставке, учитель основ безопасности жизнедеятельности на пенсии, находит в теле пятнадцатилетнего школьника шестидесятых годов. Это осознание было таким отчетливым, как будто ему кто-то раньше говорил об этом, просто поначалу разговор забылся и вот сейчас вспомнился.
Кирилл встал, подтянул широченные трусы-парашюты бледно-синего цвета и, шлепая босыми ногами по вытертому паркету, прошел к двери из комнаты. И остановился перед зеркалом.
В нем отражался загорелый мальчишка лет пятнадцати, с растрепанными светлыми волосами, хитрющими светло-голубыми глазами, ссадиной на носу и розовым шрамом поперек брови. Совершенно незнакомая личность. Кирилл в этом возрасте носил короткий ежик из темных волос, а глаза всю жизнь имел карие.
Парнишка в зеркале прищурился и пристально посмотрел на себя. Судя по всему, подумал Кирилл, эта личность особым прилежанием и примерным поведением не отличается…
За дверью был коридор, изгибавшийся хитрым зигзагом. Из него выходили еще несколько дверей: в спальню родителей, совсем крошечную, такую, что помещалась только одна кровать, в большую комнату, на кухню и в ванную. Вернее, совмещенный санузел. Кирилл воспользовался услугами санузла и открыл дверь по соседству. Первоначально он принял ее за туалет, но, как видно, ошибся.
За дверью оказалась кладовая, из которой не замедлила выпасть лыжа, щелкнувшая любопытного по лбу.
Потирая ушибленное место, Кирилл продолжил обследовать «свою» квартиру.
На кухонном столе стояла накрытая вафельной салфеткой черная чугунная сковорода под эмалированной крышкой. В сковороде оказались котлеты, а возле нее — записка на вырванном из тетради листке в сиреневую клеточку:
«Сына, перед тем как пойти в школу — позавтракай. Котлеты в сковороде, каша — под подушкой. И не вздумай опять сжевать котлету с хлебом! Наругаю!».
О, а это идея. Кирилл отрезал от буханки приличный кусок, положил на него две котлеты — больше не поместилось — и зашагал в большую комнату, откусив приличный кусок от получившегося котлетобутерброда.
В комнате стоял огромный кожаный диван с высокой спинкой и горбящейся посередине подушкой — видимо, именно под ней скрывалась каша — у окна на тумбочке, накрытой кружевной салфеткой, громоздился огромный телевизор с крошечным по меркам 21 века экранчиком, разве что чуть больше почтовой открытки.
Почему-то именно телевизор убедил его в том, что он не сошел с ума и на самом деле находится в прошлом, в теле незнакомого — пока — подростка.
Хм-м… Конечно, впереди намечаются серьезные проблемы… Например, как объяснить «маме», почему он не пошел в школу… Тьфу ты! Первым делом, нужно будет объяснить ей, почему «сын» совершенно не в курсе, как его мама выглядит.
Впрочем, как выглядит мама — узнать легко. На стене висят фотографии, среди которых, в центре, находится групповой портрет: высокий мужчина с солидной короткой бородой, как у героев фильма «Три плюс два», мальчишка в белой рубашке с пионерским галстуком и стройная женщина с темными волосами, подстриженными в «каре». Красивая…
Так, с внешностью мамы разобрались. Дальше… дальше нужно как-то замотивировать полное незнание всего остального. Даже имя мамы неизвестно. Так-так-так…
Кирилл плюхнулся на диван — взвизгнули пружины, лязгнула кастрюля под подушкой — и задумался. Самое простое и первое, что приходило в голову — амнезия. Скажем… скажем, поскользнулся в ванной. Пойти в ванную, изо всех сил шарахнуться головой о стену… Только не слишком сильно, а то и вправду забудешь все на свете и будешь остаток жизни ходить под себя… Придется, конечно, месяцок-другой поваляться в больничке, зато потом…
Жизнь заново!
Юность, школа, девочки!
При мысли о девочках организм отреагировал именно так, как и должен был отреагировать организм здорового подростка при мысли о девочках.
Кирилл неловко заерзал, закинул ногу на ногу и продолжил размышлять.
Сейчас — где-то шестидесятый… хотя, нет, судя по портрету космонавта — никак не раньше шестьдесят первого. Скорее всего даже — шестьдесят пятый. А это означает — двадцать лет спокойной, безмятежной жизни, без реформ, криминала, порнухи, чернухи и прочих достоинств. Да к тому же…