Шарлотта быстро поджала ноги, когда кто-то внезапно пошевелился на другом конце дивана. Кот довольно перевернулся на спину и замурлыкал так звучно, что задрожали кончики длинных белых усов. Как там его зовут? Теннисон? Он что, всю ночь лежал в ее ногах?
Шарлотта обхватила голову и вздохнула. Как бы она ни старалась, ей не восстановить в памяти события предыдущего вечера. Смутные, отрывочные воспоминания об ужине, конечно, остались, но было совершенно непонятно, как она вновь очутилась в квартире Сары. «Вино! – подумала она. – Нечего было столько пить!» Как, черт возьми, она поднялась по этой крутой лестнице? Остается надеяться, что им не пришлось нести ее сюда!
Шарлотта подавила стон. Почему она позволила себе напиться? И что она говорила другим? Призналась ли она, что вовсе не была знакома с Сарой и что все, вместе взятое, было странным обманом, выдуманным ее теткой?
Во рту пересохло, в глазах – как будто песок. Растерев лицо руками, Шарлотта огляделась в поисках чего-нибудь, пригодного для питья. В одном конце комнаты была оборудована маленькая кухня, Шарлотта медленно поплелась туда и достала из буфета стакан.
Вода из-под крана отдавала хлоркой, но жажда была столь сильна, что Шарлотту это не остановило, и она быстро выпила два стакана, заметив при этом, что кто-то неаккуратно свалил на пол лежавшие на диване книги, и теперь они были разбросаны по всей комнате. Несколько стопок газет и исписанных листов бумаги тоже были опрокинуты. Кто виновник беспорядка – она или кот? Потом Шарлотта вспомнила про письмо, и у нее перехватило дыхание. Куда оно делось?
Нетвердой походкой она пересекла комнату, вернувшись к дивану, на котором провела ночь, перевернула одеяло и подушки, но ничего не нашла. Теннисон все еще, растянувшись, лежал на диване и занимал добрую его половину; Шарлотта удивилась, как они поместились тут вдвоем. Она угрюмо ткнула его в бок.
– Извини, но, пока ты так лежишь, мне не проверить, что там за подушками.
Прежде чем подняться и элегантно спрыгнуть на пол, кот обиженно взглянул на нее. Потом, поведя носом и всем своим видом выражая недовольство столь бесцеремонным отношением, кот удалился.
– Ну, ты уж прости меня, пожалуйста, – прокричала она вдогонку, не в силах сдержать улыбку, оценив его самодовольство.
Засунув обе руки между диванными подушками, Шарлотта вытащила старый лотерейный билет, две ириски и записку с каким-то рецептом, но письма там не обнаружилось.
Она уже хотела остановить поиски, но вдруг увидела на полу свою сумочку. В нетерпении перевернула ее вверх дном, вывалив на диван пинцет, несколько монет и два тампона. Еще потрясла и, не вытряхнув ничего нового, стала шарить рукой, пока не нащупала свернутую в трубочку бумагу, засунутую в один из внутренних карманов. Сделав глубокий вдох, достала находку.
Внимательно изучила мятый, неаккуратно вскрытый конверт. Никак не вспомнить, открывала ли она его.
Шарлотта осторожно вытащила письмо. Бумага была в пятнах, в некоторых местах чернила растеклись. Шарлотта прищурилась. Слезы? Она читала письмо и плакала?
Где-то внутри забурлило беспокойство. Что же все-таки произошло накануне вечером?
Она в молчании принялась за чтение, сосредоточенно пытаясь разобрать витиеватый почерк.
«Милая Кристина», – было написано в первой строке письма. Кристина? Значит, письмо предназначалось не Шарлотте, а ее матери.
Взгляд скользнул за окно. Город по-прежнему был в утренней дымке, контуры зданий размыты. Тауэрского моста не наблюдалось.
Шарлотта потрогала письмо кончиками пальцев. Хватит ли ей моральных сил прочесть его? И надо ли ей это?
Она глубоко вдохнула. Она приехала сюда, в такую даль, вообще ничего не зная о Саре. Возможно, это письмо – единственный шанс разобраться, что произошло между матерью и теткой, и таким образом понять, почему Сара завещала ей свой дом. Этот шанс упускать было нельзя.
До боли прикусив губу, Шарлотта развернула мятый лист бумаги.
Милая Кристина,
Я до сих пор помню, как мы сошли с парома в Феликстоу. Помню, как мы были счастливы и с волнением смотрели в будущее. Только ты и я. Больше у нас никого не было.
Ты помнишь, какая у тебя была сумка? Дедушкина, старая, вся в ремнях. Ты тащила ее всю дорогу сама, отказываясь от моей помощи. Отпустила только в метро, перед подъемом по длинной лестнице, позволив какому-то парню в костюме с иголочки донести ее. Ты помнишь, как мы смеялись, когда его шляпу сдуло ветром, и ему пришлось бежать за ней?
А эти первые ночи, проведенные в Шведской церкви? Это было волшебно – спать, зная, что там, за окном – целый город, и он ждет нас. Ты помнишь, как добры были к нам служители церкви? Как они угощали нас булочками несмотря на то, что нам нечем было заплатить?