Гаёхо Михаил Петрович
Кнопка Возврата
КНОПКА ВОЗВРАТА
Уткин задыхался. Ловил ртом воздух, но каждая попытка вдохнуть оборачивалась приступом кашля. Но воздух в легких иссяк, и кашель был невозможен. И Уткин задыхался. Почти умирал. И вдруг все кончилось.
Уткин глубоко вдохнул и перевернулся на спину.
- То, что мы думали "это оргазм", оказалась астма, - попробовал пошутить.
- Нормально, - сказала Марина. - Всё было супер.
- Да, супер, - согласился Уткин. - Мне даже показалось, я умер.
- В следующий раз не вздумай умереть по-настоящему, - сказала Марина, одеваясь. И следующий раз тем самым был как бы обещан.
Уткин лежал, умиротворенный и тихий. Как выброшенная на берег рыба, когда, перестав биться, затихает. С рыбой, положим, что-то не так, подумал Уткин, но продолжал лежать.
В дверь негромко постучали. Это был Антон Сергеевич, сосед Уткина по номеру.
- Вот вам лекарство, аэрозоль, - сказал доктор в голубом халате, - когда начнется приступ, откройте рот и прысните. Держите баллончик под рукой, и вы забудете про свой кашель.
- Средство хорошее, - сказал доктор в зеленом халате, - но будьте с ним осторожны. Возможны побочные действия. Замедление скорости реакции, снижение концентрации внимания, галлюцинации. Даже галлюцинации, - повторил он, понизив голос, словно намекал на особые психоделические свойства уткинского лекарства. - Не спешите принимать, можно иногда и покашлять немного. Доверяйте защитным ресурсам вашего организма.
Он прописал Уткину травяную смесь, которую нужно было заваривать как чай.
- В аптеке вы этого не найдете, - сказал, доставая из шкафчика прозрачный пластиковый пакетик.
Этот чай Уткин пил два раза в день: утром и вечером. Даже привык. Было даже вкусно.
***
Следующий раз был вроде обещан Мариной, но случай как-то не представлялся. Уткин подходил, предлагал провести вечер, говорил, что сосед Антон Сергеевич оказался нормальный мужик и беспокоить не будет. Но Марина не шла навстречу Уткину, а когда он однажды от волнения закашлялся, ее убеждая (баллончика под рукой не оказалось), сказала:
- Я пошла бы, конечно, но боюсь, можешь умереть прямо на мне. Это будет не фэншуй.
- Не умру, - пообещал Уткин и хотел показать свою чудесную прыскалку, но ее как раз не было под рукой.
- Вот еще обещалкин, - сказала Марина, и Уткин отпал.
Вокруг нее образовался уже свой круг, точнее треугольник: крупный мужчина с тяжелой ассирийской бородой (Уткин про себя называл его "ассириец"), второй ("шкипер") с бородой короткой, но в меру окладистой. У третьего была рыжеватая бородка клинышком (неужели Ленин?).
Уткину не нашлось места в этой фигуре. Он тоже хотел отрастить бороду, но не было времени, ни на что уже не было времени. В последний перед отъездом вечер (вся прочая компания еще оставалась на неопределенный срок) он постучался в ее номер. Никто не ответил. Дверь оказалась не заперта, и Уткин вошел.
В комнате никого не было, но в душе шумела вода. На кресле и стульях были разбросаны предметы одежды. Ассириец? Шкипер? Уткин взял со стула полосатую майку Марины. Зачем-то разглядывал. Вода в душе смолкла, и Уткин тихо выскользнул из комнаты. Майка оставалась у него в руке, и он спрятал ее за пазуху.
Через сколько-то дней, уже дома, Уткин достал из сумки скомканную в комочек полосатую майку. И почувствовал, как спазм подступает к горлу. Сил еще оставалось вдохнуть. Уткин вдохнул, закашлялся, прыснул себе в рот из баллончика. И отпустило. Хорошее было лекарство.
Уткин положил скомканную майку в ящик комода, в дальний угол. Он хотел выпить водки, собрался сварить кофе, но передумал и заварил травяного чаю - того самого, что прописал доктор в зеленом халате.
***
Отпуск кончился. В понедельник Уткин пришел на работу.
Начальник отдела, Лев Николаевич, тут же встретил.
- Как отдохнули? - спросил. - Поправились? Как здоровье?
- Прекрасно, - ответил Уткин, не углубляясь в подробности.
- В командировку поехать есть желание? - Начальник сразу перешел к делу. - Дал бы вам еще отдохнуть, но - лето, все в отпусках. Можете ехать?
- Могу, - сказал Уткин, - вот лекарство хорошее прописали.
Ехали вдвоем. Вторым был Воронин - тоже после отпуска. У него с собой был коньяк три звездочки и книга "Проблемы палеопсихологии" профессора Б.Ф. Поршнева.
- Ну как, - спросил Воронин, разливая напиток по маленьким стаканчикам из дорожного набора, - как тебе там, в санатории, удалось кого-нибудь трахнуть?
- Удалось, но оказалось, что у меня на нее аллергия.
- На бабу? - удивился Воронин.
Уткин кивнул.
- А ты не женись. Был случай, когда один женился, и у него оказалась аллергия на запах жены. Пришлось развестись. Но тебе ведь, наверное, все равно - ты и так все время кашляешь.
- Теперь у меня лекарство есть. Хорошее, - сказал Уткин и прыснул себе в рот из баллончика.
- Там, в санатории, было два доктора: один в голубом халате, другой в зеленом, - рассказывал Уткин. - Тот, который в голубом, был крут. Прописывал сильную химию, антибиотики. Мог и к хирургу отправить, а хирургом был он сам - по нечетным числам. А второй доктор, который в зеленом, больше полагался на защитные силы самого организма, и прописывал какие-нибудь травки: чай утренний, чай вечерний.
- Травка тоже бывает разная, - заметил Воронин.
- Пациенты всё это знали, и каждый шел к тому доктору, которому больше верил. И знаешь, - добавил Уткин, - кто выбирал синего доктора, тот уже не ходил к зеленому. И обратно.
- Обратно - это куда? - спросил Воронин.
***
Командировка затянулась. Уткин даже успел отрастить бороду. Он начал еще в санатории, а тут результат стал заметен.
- Тебе не пойдет, - обратил внимание Воронин. - Ты ведь Уткин, а с бородой будешь какой-то Козлов.
И ничуть не Козлов, думал про себя Уткин. Но в зеркале, когда проходил мимо, мелькал незнакомый профиль с редкой, взлохмаченной на конце бородкой. При прямом же взгляде неокрепшая еще борода обещала быть густой, в меру окладистой.
***
Воронин длинными вечерами читал свою книгу. Избранные отрывки зачитывал вслух. В книге утверждалось, что предками человека были не охотники, как считалось ранее (достойное по нынешним меркам занятие), а не столь романтичные пожиратели падали, трупоеды. То есть они не охотились на мамонта, а становились лагерем вокруг павшей туши. Или сидели на берегу реки и ждали, когда мимо проплывет труп врага - не врага, разумеется, просто труп - большой и тяжелый. Они любили сидеть на берегу и глядеть на текущую воду.
Они не могли убивать, эти первобытные падальщики, тут действовал своеобразный внутренний запрет. И так получилось, что преодолеть этот запрет в отношении своих первобытных сородичей оказалось проще, чем в отношении прочих животных.
Это можно понять, если представить, что убийство человека совершалось как бы по взаимному согласию, имело по сути форму самоубийства - индивидуального или группового. То есть в человеческом стаде возникали некие припадки коллективного неистовства - спонтанные, а со временем провоцируемые некоторыми прирожденными манипуляторами из этого же стада, которые пользовались плодами своих провокаций, поедая трупы, оставшиеся на поле боя. За сколько-то тысяч лет эти экстатические действа оформились в священные ритуалы.
Еще и в наше время в некоторых африканских племенах приняты жестокие обряды инициации, когда юноши наносят себе удары ножами и другим оружием. Время от времени случается, что кто-нибудь гибнет от ран. А в давние времена такие случаи несомненно были правилом, а не исключением.
Таким образом наш предок - палеоантроп - научился убивать себе подобных раньше, чем тех животных, которые впоследствии стали дичью. Это преодоление запрета на убийство реально было первым шагом - одним из первых - к запуску того процесса, в результате которого мирный трупоед преобразовался в человека - человека мыслящего. Правильней сказать - человека убивающего.