- Ничего, - успокоил его Уткин, - валяйте дальше.
- Начитался японской классики, вот и лезет ерунда в голову. А у японцев это известный сюжет. Помните историю про то, как два влюбленных друг в друга молодых самурая оказались вовлечены в ситуацию кровной мести? И оба покончили с собой.
- Харакири?
- Просто самоубийство. Вы скажете, конечно, что трупу исчезнуть гораздо сложнее, чем живому человеку. Согласен, но если задаться целью, то можно представить, как это могло бы произойти. Хотите?
- Не надо, - сказал Уткин.
- Например, он не до конца расшибся, падая, и уполз с места падения. А потом подъехала снегоуборочная машина.
- Не надо, - повторил Уткин. - И какая, к черту, снегоуборочная машина летом.
- Тогда он свалился в открытый люк или в траншею, выкопанную строителями. Или даже смог убежать с места. Ветки деревьев, кусты смягчили падение, и он смог убежать, по факту будучи смертельно травмированным, но в состоянии шока... В состоянии шока человек может многое.
- Прекратите! - закричал Уткин.
- Хорошо, хорошо, - послушно согласился Петров-Иванов. - А в девяносто четвертую загляните. Там кто-то есть.
- Загляну, - сказал Уткин.
- Те дознаватели тоже спрашивали про татуировки, - вдогонку ему сказал Петров-Иванов.
***
Дверь открыла племянница Кристина. Как-то сложилось, что Уткин про себя называл ее этим словом - "племянница", хотя племянницей она ему не была, а была Мясоедову.
- Дядя Паша? - она удивилась.
- Проходил мимо, решил зайти, - сказал Уткин. - Я, вообще-то, думал, здесь нет никого. А потом подумал, дай, все-таки, зайду. Но я не думал, что здесь именно ты, - сказал он, продолжая стоять на пороге, - думал, брат Алексей или брат Георгий. Мне, конечно, нужно было сперва позвонить по телефону, предупредить. Но непонятно, кому звонить из тех, кто может здесь оказаться. Да и записан у меня только старый номер Никиты, который уже не отвечает.
- Заходите уж, - сказала Кристина. - А папы нет сейчас, но скоро придет.
- Петров-Иванов из девяносто шестой говорил, что здесь кто-то есть, - стал объяснять Уткин, - но не сказал, кто. Я и решил зайти.
- Почему Петров-Иванов? - удивилась Кристина. - Его зовут...
- Нет, нет, - поспешно остановил ее Уткин, - не говори. Пусть остается, как есть. Знаешь, у меня такая привычка - я иногда даю незнакомому человеку при первой встрече какое-то прозвище или имя.
- Я сварю кофе, - сказала Кристина.
- Люди бывают так похожи друг на друга, пусть хоть именем отличаются, - сказал Уткин и, усаживаясь, заметил: - Кресло, кажется, новое. Раньше я его здесь не видел.
- Папино кресло, - сказала Кристина. - Мы решили, что будет правильно, если кто-то из нас поживет в этой квартире. А у меня и работа здесь рядом. Вам со сливками? - спросила, разливая кофе по чашкам.
- С коньяком, - сказал Уткин. Начатая бутылка уже стояла на столе.
- А почему не хотите знать его настоящее имя?
- Вот, не захотел, как-то так. А почему - не знаю. Если отвечать на каждое "почему", то можно погрузиться в такие глубины подсознания, что без специалиста не обойтись. Я, собственно, совсем не собирался общаться с этим Петров-Ивановым, а хотел поговорить с Евгением из девяносто седьмой, но его не было дома. И не было, оказывается, уже несколько дней. Есть что-то странное в этом совпадении: Евгений и твой дядя: один падает с балкона, другой исчезает. И то, и другое - в один, по всей вероятности, день. Можно задуматься.
- Зачем? - вздохнула Кристина. - Это ведь ничего не изменит.
- Надо все-таки понять, что произошло... и что происходит, - сказал Уткин. - Может, это было совсем не... - Он замешкался, не в силах произнести роковые слова "убийство" и "самоубийство", - совсем не то, что мы сейчас думаем.
- Не знаю, - Кристина еще раз вздохнула. - Мне страшно. Сегодня приходили какие-то люди. Представились, что из полиции. Задавали вопросы.
- Я знаю, - сказал Уткин.
- А мне кажется, это я виновата. - Кристина готова была заплакать. - Надо было пожить здесь в эти дни. И тогда, может, ничего бы не случилось. Я несколько раз предлагала, а он не хотел.
- Он не считал себя инвалидом, - сказал Уткин. - Мне даже кажется, он какой-то кайф ловил от своего перелома. А потом, гипс-то уже давно сняли. Ты пять раз вернулась бы домой к этому времени.
Успокаивая, он погладил племянницу по руке, отчего она расплакалась уже по-настоящему.
- Только те, которые приходили, - сказала она сквозь слезы, - мне кажется, они не из полиции. Те быстрее вызвали бы повесткой, ведь так?
- Почему обязательно повесткой? Бывает, приходят сами. Тем даже удобнее, к кому приходят.
- Они и про вас спрашивали, дядя Паша, Кто вы, и вообще... Вы ведь в тот день заходили сюда. Не надо было рассказывать, да?
- Ничего, - сказал Уткин. - Они и так всё знают, что им нужно.
Я бы тоже поспрашивал, подумал Уткин. Ведь затем и пришел.
Он прокручивал в уме список вопросов:
- От кого дядя Никита получил гаджет, и на каких условиях?
- Кто опознал тело?
- Были ли дядя Никита и сосед Евгений знакомы друг с другом?
- Был ли сосед Евгений каким-то образом похож на дядю Никиту (рост, телосложение)?
- Бывал ли сосед Евгений в гостях у дяди Никиты?
-Пили ли они вместе коньяк?
- Играли ли они друг с другом в щахматы?
- Показывал ли дядя Никита соседу Евгению гаджет?
- Показывал ли дядя Никита соседу Евгению, как управляет полетом мух с помощью гаджета?
Уткин посмотрел на Кристину. На какие-то вопросы она, может быть, знала ответ. На другие - не знала. Но если она ответит даже на все вопросы, что это даст? Только то, думал Уткин, что область возможного сократится. И какой-то вариант событий, который меня устроил бы, окажется полностью нереальным.
- А зачем вам понадобился Евгений? - спросила Кристина.
- Так, хотел кое-что выяснить.
- Можете что-нибудь выяснить и у меня, - она улыбнулась. - Если уж решили заделаться сыщиком.
- Я подумаю, - сказал Уткин. - Но кажется, я все-таки не сыщик.
Он отпил коньяку из своего бокала.
Кристина тоже пригубила.
- Петров-Ивановым я сперва обозвал Евгения, - сказал Уткин. - А потом, когда имя освободилось, я стал им называть соседа из девяносто шестой. Когда-то, - упредил он недоуменный вопрос, - имя не было так жестко привязано к человеку. Вместо пары "человек-имя" была тройка "человек-имя-предмет". Кого-то могли звать, например, "Собачья нога" или "Лисий Хвост", как индейца из романа. И он мог носить этот хвост на шее, как знак своего имени. А если хвостом завладевал кто-то другой, то имя могло перейти к нему вместе с предметом.
- Не слишком удобно, - заметила Кристина.
- А кто говорит, что это должно быть удобно? Удобство - не то направление, в котором двигался человек. Кто-то сравнил разумного - сделавшегося разумным - человека с сороконожкой, которая начала осознанно переставлять свои ноги.
Уткин замолчал. Чуть не начал рассказывать об истории происхождении человека по профессору Поршневу, но понял - не стоит.
- Тело опознал дядя Георгий, - сказала Кристина. - По татуировке на левом плече. Лицо было разбито.
- Я знаю, - сказал Уткин. - Я видел ту железку под балконом, на которую он упал лицом.
Вдруг включился телевизор. Сам по себе.
На экране человек пел под гитару. Человек был не знаком Уткину, слова были знакомы: "Две тысячи лет война, война без особых причин. Война - дело молодых, лекарство против морщин"
Только не две тысячи лет, а скорее двести тысяч, подумал Уткин.
- Всё в точку, с тем уточнением, что изначальным смыслом войны была заготовка молодого мяса, - начал он излагать теорию профессора Поршнева, но встретив взгляд Кристины, пресекся.
- Дядя Паша, - медленно проговорила она. - Признайтесь, пульт от телевизора у вас?
- Да, - признался Уткин. Он достал гаджет, положил на стол и начал рассказывать. Рассказал всё. Может быть, почти всё.