— …такие дела, брат, — донеслось от них, — Полгода не пройдет, и ты себя не узнаешь. Только держись с нами, брат.
Парочка добрела до клеток.
— О! Смотри, брат, вон, рыженькая. Моя любимка. Эй, рыжуля, куть–куть–куть–куть, Не идет, чертовка. Не любит папочку. Жена моя вторая, вылитая. Только эта помладше. И не страшная. И не лысая. И не торчит на герыче. Но такая же непослушная. Иди, иди ко мне, куть–куть–куть. Вот неблагодарная сучка! Я же ее вчера покормил! Эх, сердце красавицы склонно к измене.
Кнут хорошо видел, к кому обращался кормчий. Невысокая девушка с невероятно длинными спускавшимися ниже поясницы темно–рыжими волосами. Ее можно было сравнить с какой–нибудь из диснеевских принцесс, если бы пряди из–за пыли и отсутствия расчески не превратились в космы, а кожа не была такой болезненно–серой. Одухотворенное веснушчатое лицо, тонкая фигурка в опускавшемся ниже колен изрядно потрепанном белом платье и порванных, проще выкинуть, чем носить, босоножках смотрелась на загаженном полу клетки как первая снежинка на грязной осенней мостовой.
«Чтобы посягнуть на подобное, нужно в самом деле быть Людоедом…» — всплыла в сознании Кнута строчка из любимой зачитанной до дыр книги. Он и не думал, что помнит ее, никогда не обращался к этой строке, не выделял среди других. А сейчас, глядя в блестящие от ужаса глаза девушки, вспомнил.
— А что, ты ее пользовал? — развязано, с открытой похотью спросил Пластун. Он двигался легко и расслабленно, с готовностью поддакивал собеседнику и всласть, до хохота смеялся над любой шуткой, но взгляд был все тем же цепким и настороженным.
— Пффф! — Свиста аж перекосило от смеха, — Да кто ее не пользовал? Она уж пятый день в три смены, как хороший завод, пашет. Не стесняйся, она только смотрит так, волчонком. Волосы на руку намотаешь, пару раз по печени приласкаешь, и станет ласковым щеночком. Тявкать ее еще заставь, оборжешься. Тащи вон в палатку дальнюю. Она общая, как раз для таких случаев.
Пластун оперся о клетку и присмотрелся к рыжей внимательнее.
— Ну, тявкать то не надо. Я человек простой. Главное, чтобы орала громче. А никто против не будет?
— Да кто против? Они же корм. Даров у них еще нет. Или есть, но бесполезные. Такие нужны только зверям массу набирать. Звери же без жратвы, грустят, плачут и дохнут. Как моя соседка баба Нюра. Прикинь, забыла по старости, как дверь открывать. И сдохла прямо к коридоре от голода. Как открыли, ахнули. Кожа, да кости. А воняла как настоящая, бесы ее разбери. Так что эти, — Свист кивнул на клетку с «кормом», — Куски мяса, не больше.
— А эти? — Пластун показал на соседнюю клетку.
— Уже пища посерьезнее. Тут ведь какая система, брат? Хочешь ты развить дар быстрого бега, например. Что делать? Только жрать горох и жемчуг горстями, каждый раз участвуя в лотерее: поможет, без следа пройдет или, того хуже, превратишься в кваза?
Свист попытался изобразить разочарованного, и при этом изрядно потолстевшего человека.
— От того все и ходят с искореженными дарами, что жрут все подряд. А у нас жемчуг особый, халяльный. Нужен бег? Ищешь монстра с такой же способностью, кормишь его иммунными с таким же даром — и получаешь жемчужину, которая подходит именно тебе, именно для твоего дара. Ловишь мысль, брат, а?
— Ловлю. А если дар стрельбы надо?
— А ты что, еще и стрелок? — удивился Свист.
— Нет, просто интересно.
— Со стрельбой сложнее, брат. Если грубо, берется монстр с очень острым зрением и откармливается теми, у кого стрелковые дары. Получится не так эффективно, как с бегом, но, поверь, с обычным жемчугом не сравнить.
— И кто эти? — Пластун кивнул на вторую и третью клетки с пленниками, — У них нужные дары?
— Во второй те, кого мы называем бройлеры. У них или дары нужные, но слабые, или обычные старички, знаешь, кто в Стиксе живет уже больше полугода. Толк от них не много, но намного больше, чем от «корма». Как спортивное питание для качков, знаешь? Вроде бы обычная еда, но, так скажем, с большей концентрацией нужных веществ. А вот дальше — випы.
Свист кивнул в сторону третьей клетки.
— Добыча серьезная и дорогая. Там у каждого или по два дара, или нужные сильно развитые дары. Большинство из них — очень крутые бойцы. Каждый взвода стоит. А то и роты. Некоторые из них даже обдолбанные, в соплях, говне и блевотине, без руки и с одним глазом могут разнести тут все по бревнышку. Поэтому мы их постоянно держим на жесткой наркоте. Не хочешь, кстати, вмазаться, брат, а? Только сначала рыжуху оседлай. Не пожалеешь.