— А с четверней что делать будешь? Не иначе, вопросы пойдут. Измайлову бесперечь донесут.
— Прости, государыня, дурака, только я так размыслил — сказать жене, мол, после родов худо сделалось, вот нарочный-то и приехал.
— Плохо рассудил, Шкурин. А ну у извозчика кто спрашивать станет, а он: мол, сама супруга меня и нанимала.
— Да не назвалась она, государыня, баб мало ли. Сродственница какая аль соседка.
— А четверня зачем? На одиночке быстрее.
— Чтобы рухлядь всякую покласть, дитю понадобилась.
— Дай Бог! Только тогда и я по-дорожному оденусь. Платье мне подай, а сверху капот спальный накину. Так и в постелю лягу. В случае чего, чтоб не собираться.
— Вот и ладно, государыня. Да я Измайлова в опочивальню и так не допущу. Нездоровится, мол, государыне, и весь сказ. На слуху стоять буду. Бог даст, все скоро и разрешится.
…Все ждут. Все. Гриша весточку прислал, мол, разрешить бы им на Ораниенбаум напасть. Голштинцев в два счета скрутят, а с императором разговор короткий. Известно, трус, каких поискать. Права Катерина Романовна, нельзя, никак нельзя. Не с того конца начинать надо. Ну как за императора гвардия выступит, за порядок. Мне перед ними первой явиться надо. Слово какое сказать. И чтоб двор одобрил. Противодействовать не стал. Для меня покойная императрица Елизавета Петровна не пример. Она Петра Великого дочь, плоть от плоти его. Мне другое припомнят: откуда взялась, как на престоле оказалась? Другое, совсем другое измыслить надо.
— Балуете вы меня, Никита Иванович! Букет какой превосходный, другого такого во всей столице не сыщешь.
— Из своих ранжерей, Катерина Романовна. Сам следил, когда садовник срезал, о вас думал.
— Премного благодарна за память да благоволение ваше.
— Это мне вас благодарить, княгиня, нужно, что обществом своим старика осчастливливаете. Душой близ вас расцветаю.
— Думаю, мы оба счастливы мыслями о том, по какому пути может пойти Россия.
— От мыслей до яви, сударыня, далека дорога.
— Так полагаете, Никита Иванович?
— А как же! Новые царства можно только в мечтах строить, на деле наш долг — подчиняться законному монарху.
— Но вы же согласны, что действия императора могут оказаться губительными для государства?
— Это все рассуждения, княгинюшка, не боле.
— Ваше сиятельство! Приехал Григорий Орлов — доложить просил, не примете ли.
— Вы знакомы с Орловым, Катерина Романовна? Не знал.
— Видать видала, говорить не приходилось. Проси, Пантелей, да скажи, мол, у княгини сам Никита Иванович Панин.
Шаги по коридору скорые, чисто дробью. Сабля звякает. Пантелей дверь открыть не успел — будто сама на всю ширь распахнулась. Гвардеец весь проем занял. Росту с коломенскую версту. Косая сажень в плечах. Глаза серые. Волосы русые. Кольцами. Взгляда не прячет. Шаг сделал:
— Здравия желаю, княгиня. У меня новости дурные.
— Император?
— В Ораниенбауме. Тут другое — арестован капитан Пассек.
— Как «арестован»? За что? Вчерась у меня с Бредихиным были.
— Все так. Только в полку по возвращении от вас с офицерами да солдатами толковать принялся, как императрицу защищать да когда такой случай выйти может.
— Бог мой, какая неосторожность!
— О чем вы, Никита Иванович! Не мораль же ему сейчас читать!
— И все же, Катерина Романовна, думается, для тревоги пока нет оснований. Господин Орлов почитает, что арест произошел от разговоров, а может, все дело в нарушении порядка. Может, не вовремя вернулся в полк, может, на учении чего недосмотрел.
— Кто арестовал его, господин Орлов?
— То-то и оно, командир полка Воейков. Сам случаем разговор услышал, сам и арест произвел. Мол, не допустит смуты в полку.
— Но Воейков непременно донесет императору!
— Скорее всего, ваше сиятельство. Чтобы выслужиться.
— А государь начнет дознание… Боже мой, мы должны…
— Ничего вы не должны, Катерина Романовна! Сначала все разузнать следует, а уж там…
— Сделайте милость, Никита Иванович, мне что-то нехорошо сделалось. Кровь в голову ударила. Пойду прилягу, извините великодушно.
— Ложитесь, ложитесь, дорогое дитя! Я к вам завтра с утра загляну, проведать о здоровьечке.
— А вы, господин Орлов, задержитесь на минутку. Я хочу вас попросить передать одному из ваших офицеров привет от мужа. Полагаю, вас не очень затруднит передать мне также, что удастся выяснить о причине ареста Пассека. Чем скорей, тем лучше. Поймите, господин Орлов, все становится слишком серьезным! Если вы дорожите жизнью и благополучием императрицы, Бога ради, не медлите!