По специальному ходатайству обоих Паниных императрица подписала указ, разрешающий продать все поместья Дашковых казне. Насколько можно было понять из общих разговоров, вся надежда была на то, что императрица вместе с подписанием указа определит для осиротевшего семейства какой-нибудь пенсион. Этого не случилось. В то же время княгиня не захотела лишать своих детей наследственных имений. Она возмутилась указом и выразила желание сама управлять всеми имениями, сократив любые расходы, с тем чтобы в будущем приобрести возможность удовлетворить кредиторов. Все уговоры Паниных оказались тщетными, и мне показалось, что оба графа вздохнули с облегчением, переложив ответственность за опеку на одну княгиню. Их не взволновало и то обстоятельство, что наиболее настойчивым кредиторам княгиня принуждена была отдать все фамильное серебро и драгоценности. Она удовлетворилась четырьмя кувертами, которые сохранила для детей, и очень торопилась отъездом из Петербурга, тяжело переживая общее безразличие к ее бедственному положению. Но отъезд этот постоянно откладывался то из-за медленно происходившего выздоровления самой княгини, то из-за болезней детей. Нарыв в горле — болезнь, унаследованная от отца, — едва не унесла сына княгини, и только искусная операция, которую произвел хирург Кельхен, вернула его к жизни.
Несмотря на нежелание княгини обременять меня своими заботами, я пустилась в путь в Москву вместе с ней по последнему санному пути. Княгиня радовалась неупущенной возможности добраться до старой столицы. Сила ее духа была столь велика, что когда по приезде нашем в деревню выяснилось, что барский дом совершенно непригоден для жилья, княгиня немедленно распорядилась выбрать из разобранного сруба пригодные для строительства бревна и из них соорудить небольшой дом. Мысли о гостях и приемах она не допускала — для этого те пятьсот рублей, которые оставались на жизнь семьи, были слишком недостаточны, — а Катерина Романовна слишком горда, чтобы кому-то признаться в своих стесненных обстоятельствах. Но даже она не могла предположить, что этот скромный дом станет ее единственным пристанищем на многие месяцы. Пребывание в Москве стало для княгини невозможным, потому что городскую усадьбу Дашковых, где свекровь принимала Катерину Романовну и князь Михайлу, старая Дашкова сочла нужным подарить своей внучке. Сама старая княгиня после смерти единственного сына удалилась в монастырь, отрешившись от всех мирских забот, и в их числе от попечения над внуками. Не вступая в объяснения, Катерина Романовна предпочла оставаться в деревне до тех пор, пока обстоятельства не позволили ей приобрести в Москве собственный, хотя и небольшой, особнячок. Расставаясь со мной, княгиня сказала, что если судьба назначила ей быть сиделкой и гувернанткой собственных детей, то почему она не может стать и хорошей хозяйкой, чтобы вернуть детям то место в обществе, которое должно им принадлежать по их происхождению. Княгиня не выглядела ни подавленной, ни угнетенной и даже пошутила, что деревенская тишина возвращает ей счастье погрузиться в любимые книги, от которых она так долго была оторвана. Единственная ее просьба сводилась к тому, чтобы я прислала ей целый список новых изданий, за который она заплатила деньги вперед. До тех пор, пока со мной мои дети и мои книги, сказала княгиня, я могу чувствовать себя покойной и удовлетворенной. Вам пригодилось бы и немного счастья, добавила я, на что княгиня, покачав головой, заметила, что положенное ей судьбой личное счастье она пережила и ни о каком другом заботиться не будет. Оно было велико, сказала княгиня, но и потребовало очень высокой цены, которой второй раз мне не хватит сил заплатить. Возвращаясь в Москву, я невольно подумала, что княгине исполнилось всего двадцать два года.
— Анна Карловна! Ваше сиятельство! Княгиня Дашкова пожаловать изволила. Прикажете принять?
— Наконец-то! Долгонько ты, Катерина Романовна, до дядюшки добиралась, так что и преставиться Михайла Ларионыч наш успел.
— Тетушка! Я в отчаянии. Кончина дядюшки оказалась такой неожиданной, что в нее совершенно невозможно поверить.
— Тем не менее, как видишь, она случилась, и только она привела тебя в воронцовский дом.
— Вы несправедливы ко мне, тетушка. Моих дочерних чувств к вам и дядюшке никакое время не может ни ослабить, ни изменить. Моя жизнь после кончины князь Михайлы стала слишком сложной.
— Но тебе никто не мешал избавиться от поместий и спокойно жить на вырученные деньги.
— И лишить моих детей наследственных владений? Нет, тетушка, я знаю, как бы это огорчило их отца.