— Матушка, неужели вы подчинитесь этим ужасным обстоятельствам и мы так и останемся в Коротове?
— На что же ты рассчитывала, дочь моя, когда ехала сюда? На прогулку для развлечения? Мы здесь не провели и месяца, а ты уже задаешься подобным вопросом.
— Но, матушка, вы ни в чем не виноваты, вы ничего не делали против императора и, значит, не должны нести столь сурового наказания. Мы же с мисс Бетс видим, как обострился ваш ревматизм. У вас опухли суставы, и вы едва можете ходить. Неужели за вас некому попросить у императора?
— Попросить за меня? Почему же, наверное, такие люди есть, если их поискать.
— Чего же искать, у нас такое множество родных.
— На родных можно рассчитывать лишь в самую последнюю очередь, да и то…
— Вы кого-нибудь имеете в виду?
— Я не призналась тебе, друг мой, в том, что послала письмо кузену Репнину.
— Но это же замечательно! Он влиятельный человек и, я слышала, должен появиться в здешних краях, чтобы прекратить крестьянские бунты, не правда ли?
— Он уже рядом с Коротовым.
— Так в чем же дело? Когда он будет у нас?
— Его не будет у нас.
— Но почему? Он не знает, что вы находитесь здесь? Можно послать нарочного его найти.
— Нарочный уже его нашел с моим письмом. Я писала, что прошу его напомнить императору, что никогда ничего не предпринимала против его величества, что в отношении его отца я не преследовала никаких своекорыстных целей. Мною руководили только мысли о благе государства, и ему ли не знать, что участие в перевороте семьсот шестьдесят второго года не обогатило меня ни копейкой. То же, что я держалась в стороне от Малого двора, должно было избавить меня от расспросов со стороны императрицы и ее окружения. Я не умею лгать и выдумывать, а правда нехотя могла повредить положению великого князя. Если император, не принимая моих объяснений, не захочет видеть меня при дворе, я готова безвыездно оставаться в своих благоустроенных имениях, где не мне, а окружающим меня людям можно будет, по крайней мере, рассчитывать на какие-то относительные удобства, и главное — медицинскую помощь.
— Князь, конечно, обещал вам помощь.
— Нет.
— Он побоялся прямого общения с вами? Но он же военный и вряд ли менее храбр, чем подполковник Лаптев.
— Я предвидела его опасения и написала, что свой ответ он может передать многим академикам, которые найдут способ незаметно передать его мне.
— Почему академикам?
— Тебе этого не понять, но если есть люди, которым я могу полностью доверять, это наши ученые, с которыми мне довелось столько лет работать.
— Пусть так, но что же князь?
— Он просил священника из соседнего села приехать ко мне и передать его ответ, в котором советовал во всем положиться на произволение Божие и на милость супруги императора Марии Федоровны, если я сумею переслать ей свое прошение.
— Он не взялся помочь даже в этом? Это невероятно!
— Почему же, друг мой? Храбрость на полях сражений не имеет ничего общего с храбростью на дворцовых паркетах, если только последняя вообще существует. Впрочем, в нынешние годы обстоятельства могут оправдать князя. Разве ты не видишь, сколько кибиток со ссыльными чуть не каждый день проезжают мимо наших окон.
— О да, матушка. Одного из этих несчастных вы приглашали к себе.
— И ты знаешь, кто это был?