…Из Марфина Тришка масловский примчался. Будто Голицыны продавать вотчину будут. Вотчина богатая, справная. Когда-то дьяк Щелканов владел. Новый хозяин, из Голицыных, воспитателем государя Петра Алексеевича в младенчестве его состоял. Слух пошел, Голицыным конец. Не пора ли в Москву собираться? Аль напротив — в Фоминском еще денек-другой отсидеться? Тришку в первопрестольную послать — пусть поразведает. А уж там и самому собираться. На дворе мороз лютует. Стужа, какой старики не упомнят. Печки по три раза на день топить надо. Полы, чай, не как в Москве: суконной наволоки и в помине нет — одни доски. По углам к утру изморозь проступает. Только и сидеть, что на лежанке, да думать…
К выборам приступили, едва государь Петр Алексеевич Младший преставился. Не остыл еще, как Долгоруковы решили государыню невесту императрицей объявить. Мол, ей одной по титулу и по воле покойного править завещано. Не вышло. Верховный тайный совет начал наследников законных перебирать.
Цесаревна Анна Петровна еще в 728-м, в мае, прибралась. Тремя месяцами сыночка новорожденного пережила. Двухгодовалого младенца на престол избрать — значит, батюшке его российские ворота открыть. А уж его никто добрым словом не поминал. Пожил здесь со своей свитой голодной да ненасытной, порыскал, попил-поел на чужих хлебах. На Елизавету Петровну глаз положил, на Анне Петровне женился. И такого в регенты?
От самой Елизаветы Петровны, не обсуждая, отмахнулись: один ветер в голове — все бы ей танцы да застолья. Вся в мать.
На поверку и вышло: одни дочки Иоанна Алексеевича. Старшая, Екатерина Иоанновна, известно, не подарок. Не успели в 716-м в Данциге свадьбу с герцогом Мекленбургским сыграть, не успела от той свадьбы непутевой не сына — дочку никому не нужную родить, а уж назад в Россию прилетела. Матушка царица Прасковья Федоровна за любимицу горой. Муж, мол, пьяница, во хмелю буен, рука тяжелая. Где ж это слыхано российской царевне унижение такое терпеть?
Государь Петр Алексеевич и внимания бы не обратил. Сам, прости Господи, государыню не раз кулаком зашибал — на то и жена. Другое дело — венчался герцог Мекленбургский от живой жены, принцессы Софьи Ядвиги Нассау-Фрисландской. Задним числом обещал развод устроить. Не устроил. А без развода что толку от герцогини Мекленбургской Екатерины Иоанновны! Только и достался, что титул для дочки: принцесса Елизавета, в православном крещении Анна Леопольдовна Мекленбургская.
Екатерину Иоанновну выбирать — от герцога не спастись. Таким случаем и от первой супруги отделается, и к русскому престолу потянется. Да и царевна сама не промах: сколько вокруг нее князьков-то разных вьется. Не счесть. Толковые бы были, дельные, а то так — как есть одни гуляки.
Младшая сестрица, Прасковья Иоанновна, и вовсе сомнительного кондуиту. Замужем не побывала, а сыночка в подоле, как девка какая беспутная, принесла. С Иваном Ильичом Дмитриевым-Мамоновым амуры у нее открылись. И то дивно, как на него, старого да брюхатого, глаз положила, под чьим кровом с полюбовником свиделась. Сказывали, без светлейшего Александра Данилыча и тут не обошлось. Помог. Расстарался. Ему виднее, зачем царевну опутал. Государь Петр Алексеевич куда как разгневался, князя сам палкой бил, пока из сил не выбился, на пол свалив, сапогами пинал. Денщика доверенного Василия Поспелова в собственной спальне пытал. Половина придворных участи своей без души дожидалась. Виноват, нет ли, царский гнев разбирать не станет. Не дождались. Неведомо почему сменил государь гнев на милость. На следующее утро Поспелова простил, царевне — дело неслыханное! — тайно обвенчаться с Мамоновым велел. Вроде для того, чтоб младенца узаконить. Перед Богом. Перед людьми все равно грех великий, позор несмываемый. Оно и верно, у Мамоновых союзников да сородичей полно при дворе, да все равно как такую царевну на престол выбирать.
…Волынский не усидел — в Москву помчался. С собой звал. Да не так прост Ларион Гаврилыч. Как еще у Волынских судьба сложится, лучше за себя одного в ответе быть. Супруга Анна Григорьевна было запричитала: в дороге одним боязно будет. Прикрикнул: сиди, младшего сына Ивана стереги, скоро и его пристраивать придется. Десять лет — уже отцу забота. Спасибо, к учению прилежный. Глядишь, толк выйдет в смутное-то время. А доехать — чего ж не доехать, если дороги окольные выбирать, на большаки не выбираться…