— Вы сами провоцируете государя на вспышки.
— Может статься. Но мне трудно скрывать истинные побуждения моего сердца. А для того чтобы их воплотить в жизнь, мне не нужен князь Михайла. Я боюсь за его жизнь.
— Вы пугаете меня, княгиня! Что вы имеете в виду?
— Только то, государыня, о чем я неоднократно имела честь вашему императорскому величеству говорить: приход к власти императрицы Екатерины Второй.
— Но это чистое безумие, дитя мое. Ради Бога, прекратите подобные разговоры.
— Государыня, вы не можете мне их запретить, потому что я убеждена: с царствованием вашего супруга на мое отечество надвигается грозовая туча несчастий. Престол должен перейти к просвещенной и гуманнейшей правительнице, под властью которой начнется подлинное процветание Российского государства. И я далеко не одинока в своих планах — их разделяет множество достойнейших людей, поверьте, ваше императорское величество.
— Вы сказали «правительница», княгиня? То есть вы имели в виду регентство до совершеннолетия великого князя?
— О нет, государыня! У меня нет оснований сомневаться в великих достоинствах Павла Петровича, но как можно сравнить дитя с зрелым умом я уже проявившимся талантом его родительницы. Великий князь должен наследовать императрице, своей матери, в делах, ею начатых и успешно проводимых. В этом мы расходимся во мнениях с моим дядей Никитой Ивановичем Паниным.
— Вы говорили на подобную тему и с ним?
— С ним, как и со многими другими.
— Вы назвали Никиту Ивановича дядей — у вас и в самом деле такое близкое родство?
— О да, ваше величество. Панины приходятся двоюродными моей свекрови. Ее и их матери — родные сестры Эверлаковы, и семьи чрезвычайно дружны между собой.
— Кстати, Никита Иванович не собирается жениться?
— Ваше величество, он уверяет, что ему вполне достаточно того великого множества племянников, которыми его дарит что ни год брат Петр Иванович.
— Это не объяснение.
— Вы правы, ваше величество. Никита Иванович недавно признался мне, что пережил до своего отъезда на дипломатическую службу глубокое чувство, с которым не расстанется до своей кончины.
— Я не знала, что это чувство так глубоко…
— Так что вы осведомлены о нем, государыня?
— Думаю, что да, впрочем, поговорим о более важных предметах. Так что же имеет в виду Никита Иванович?
— Ваше регентство при сыне, и во всяком случае необходимость освобождения престола.
— Дорогая княгиня, меня глубоко трогает ваша преданность и забота, но вы забываете: прошло немногим более месяца со дня вступления на престол Петра Федоровича. Ни народ, ни дворяне еще не могли успеть узнать особенности его правления.
— Позвольте возразить, ваше императорское величество. Достаточно, что его узнали мы. Когда очередь дойдет до народа, правление слишком укрепится и будет поздно для изменения судеб России. Нынешнее время самое подходящее.
— Как вы нетерпеливы, дитя мое! Это нетерпение может положить конец вашим мечтам слишком скоро и, не дай Бог, слишком жестоко.
— Я не могу сказать, что мне незнаком страх, государыня, но я нахожу в себе достаточно сил и решимости действовать в вашу пользу. В конце концов, это для меня единственный способ вернуться к счастливой семейной жизни. При нынешнем государе я никогда не буду покойна за мужа.
— В последнем вы, несомненно, правы, а в остальном…
— Если вы не хотите дарить меня доверием, ваше императорское величество, я все равно буду действовать на свой страх и риск. Все равно!
— На кого же вы рассчитываете, княгиня?
— Прежде всего на гвардейских офицеров. Армия возмущена симпатиями императора к Пруссии. Отказаться от всех завоеваний Семилетней войны ради необъяснимых восторгов перед проигравшим ее Фридрихом Вторым — такого наши воины не смогут простить. Мне это подтвердили множество офицеров.
— Но сейчас с отъездом князя вы теряете связь с гвардией, княгиня.
— Нет-нет, ваше величество, мои связи осуществлялись не только через князя. Я всегда предпочитала личные встречи и разговоры, когда можно понять истинные намерения собеседника. Недостатком князя Михайлы всегда была его редкая доверчивость, которой я никак не страдаю.
— И слава Богу!
— Но встречи во дворце далеко не безопасны.
— Какой же у вас выход?
— Как супруга офицера, тем более уехавшего далеко и надолго, я вправе молиться в полковой церкви. Там никакие разговоры с сослуживцами князя не кажутся подозрительными.
— Дитя мое, я не оценила вашей мудрости! Мне остается лишь восхищаться вами. Но умоляю, ради вашего же собственного блага и блага вашего семейства, о предельной осторожности. Поверьте, я слишком хорошо знаю, каким бессердечным способен становиться император. В своем гневе он похож на своего деда, святой памяти Петра Первого.