— Ничего, ничего, государыня, в суматохе никто и не приметит — там ли я, нет ли. Племяннику строго-настрого приказал всем говорить, мол, сейчас тут стоял, отошел, поди.
— Благодарить-то тебя как?
— Какая благодарность, государыня! Родишь к сроку, управимся с делами, вот и радостью нас подаришь.
— Дом я тебе лучше отстрою, денег найду…
— Найдешь, найдешь, государыня. Всему свой час. Про дитё сейчас думать надо. В добрый час тебе, матушка. Катерина Ивановна с тобой побудет, а я на часах постою. Никак, к заднему крыльцу карета подъехала, кто-то по лестнице идет. Вот грех-то, Господи! Двери все запереть…
— Чего это ты, Василий, двери запираешь? Разве государыни нет?
— Княгиня Катерина Романовна! Да-с, нету ее императорского величества, выйти изволили. Мне тоже отлучиться надоть, так чтоб кто посторонний шастать не стал…
— Куда государыня ушла? Куда ты отлучишься? Чудно что-то.
— Жена у меня, ваше сиятельство, на сносях, ее императорское величество и решила проведать, а тем часом известие пришло — усадьба наша загорелась.
— Так что, государыня на пожаре оказалась?
— Да нет же, ваше сиятельство, жена тут неподалеку — у родственников.
— Так, может, подождать государыни? Я разочла, коли государь на пожаре, так и потолковать на Свободе можно.
— Простите, Христа ради, ваше сиятельство, дом мой горит…
— Ах да, ты меня прости. Передай только государыне, что приезжала, мол, потолковать хотела. Дела безотлагательные.
— Все, все, ваше сиятельство, передам. Позвольте к карете вас сведу — потемки тут у нас. Потемки…
— Василий! Василий! Да иди же ты скорей, Господи!..
— Что ты, Катерина Ивановна? Я тут едва от княгини Дашковой Екатерины Романовны оборонился.
— Оборонился, и ладно. Сыночек у нас родился, да славненький какой!
— Ну и слава тебе Господи! Камень с сердца! Государыня-то как? Плоха, нет ли?
— Тебя позвать велела, а мне туалет приготовить — ужинать с супругом решила.
— Да ты что? Какой туалет? Ей, поди, не встать.
— Уже встала. Да иди же, не топчись!
В комнате задух. Свечки две едва не до конца догорели. Чадят. В углу узел. С бельем, поди. Выносить надо. У постели корзинка, что прачки белье таскают. Младенчик спеленутый.
— Поторопись, Василий, пока не заплакал.
— С благополучным разрешением вас от бремени, государыня.
— Про благополучие позже потолкуем. Младенца увези. Скажешь, жена родила. Твой будет.
— Исполню, государыня, не сумлевайтесь.
— Покой прибрать надо. Сама бы помогла — сил нет. Все держалась — не крикнуть бы, не застонать. В пустом дворце ночным временем далеко слышно.
— Сам на часах стоял, ваше величество, ничего слыхать не было.
— Вот и слава Богу. А теперь забирай корзинку и узел прихвати. Лошади-то готовы?
— За углом который час дожидаются.
— С Богом, Василий, с Богом.
Окошко бы распахнуть. Где там! Все закупорено. Императрица, покойница, форточек не сносила. Разве печь открыть — все тепло вытянет. Пусть, лишь бы не задух. Голова кружится. От слабости нет-нет да и тошнота подступает. Встать, непременно встать надо. К притолоке прислониться можно. Долго не придется. Супруг от силы пару слов кинет, ужинать пойдет. Чтоб не толковали потом, будто на половине своей закрывалась. Так и есть, колокольчики. Государь приехал. Шумит на крыльце. Перед слугами и то хвастает. Про себя часами говорить может — не скучает. Вот и добралась до двери, вот и ладно. Теперь распахнуть только осталось. Спасибо, Василий не притворил — заботливый! Как пойдут, толкнуть только останется.
— Никак, супруга меня встречает! Вот чудо так чудо!
— Я не могла лечь, ваше величество, пока не удостоверилась в благополучном вашем возвращении.
— Да ты что, Екатерина Алексеевна, с чего забота такая?
— Пожар — не шутка, ваше величество, а вы решительно не хотите заботиться о своей безопасности.
— Как мой дед, так и я. Разницы никакой. А про пожар вы откуда узнали?
— Так ведь дом моего камердинера горел, ваше величество.
— И то правда. А вот его самого, выходит, я не видел.
— У него вторая беда, ваше величество.
— Что еще?
— Жена на сносях, так от огорчения родить собралась. Может, Чулков при жене был?
— Надо ему будет на новый дом дать.
— И на младенца, коли благополучно родится, тоже.
— Можно и на младенца.
Глава 8
Переворот
По улицам ручьи побежали. На Неве лед трескается, ровно из пушек палят. Полозья на мостовых камень скребут. Весна на дворе. Оглянуться не успеешь, в Ораниенбаум ехать пора, а уж там как в клетке — ни самой выйти, ни людей повидать.