— Не могу, — ответила та, не желая вдаваться в подробности. Когда заходил разговор на столь деликатную тему, обычно словоохотливая невеста словно набирала в рот воды.
Однажды в начале пятидесятых годов молодой филадельфийский бизнесмен Ричард Уотерман оказался за одним столом с Грейс Келли.
Они оба были в числе гостей, приглашенных на свадьбу Анны Леви и Херби Сигеля — двух старых знакомых и соседей семейства Келли по Генри-авеню. Анна Леви вместе с Грейс училась в Стивенс-Скул.
Сами Леви были баснословно богаты и располагали нужными связями. На паях с Уильямом Пейли, с которым они состояли в родстве, Айл и Леон Леви выстроили здание радиостанции Си-би-эс. Деятели шоу-бизнеса были постоянными гостями в доме Леви на Генри-авеню.
— Это было то самое место, — вспоминает Ричард Уотерман, — где вы могли позвонить в дверь и ее открывал вам, скажем, Ван Джонсон.
На свадьбу дочери в качестве участника развлекательной программы Леви-старший пригласил самого Фрэнка Синатру.
В этой компании Грейс оказалась не весьма важной фигурой. Она лишь недавно начала делать себе имя, и Ричард Уотерман весьма скептически оценил ее внешние данные.
— Она была слишком тощей и костлявой, — вспоминает он.
Однако ее манеру держаться Уотерман нашел еще менее привлекательной.
— Она держалась отстраненно и холодно и вряд ли перебросилась даже парой слов с кем-либо из сидящих за столом. На протяжении всего торжества она поедала глазами лишь одного человека. Это был Мэнни Сакс, годившийся ей в отцы.
Эмануэль (Мэнни) Сакс был старым знакомым как семейства Леви, так и Келли. Являясь главой фирмы «Коламбия Рекордз» (в те годы подразделение Си-би-эс), он ссудил Фрэнка Синатру необходимой суммой, чтобы тот выкупил свой контракт с ансамблем Томи Дорси. Мэнни Сакс всегда оказывался там, где в нем нуждались.
«Когда я вернулся олимпийским чемпионом, он встретил меня прямо в порту, — заметил Джек Келли, говоря о своем приятеле. — Он сидел возле меня, когда я пролетел на выборах, и пытался утешить».
Мэнни Сакс как-то раз помог Грейс получить работу в качестве манекенщицы, подключив для этого своих знакомых, занятых в коммерции. Мэнни с его правильными, почти лепными чертами лица и шапкой черных кудрей неизменно привлекал к себе взгляды окружающих и пользовался всеобщей любовью. Однако интерес Грейс к его персоне показался Уотерману чрезмерным.
«Она пожирала его глазами. Куда бы он ни направлялся, провожала его взглядом. Она вытягивала шею. Казалось, Грейс не замечает ничего и никого вокруг себя. Не знаю, был ли у нее с ним роман, или же ей хотелось завести с ним роман, или же просто она сходила с ума по этому влиятельному человеку. Мне трудно об этом судить. Однако это сразу же бросалось в глаза. Она больше ни на кого не обращала внимания. Я еще тогда подумал: «Это как глоток холодной воды».
Вряд ли Грейс пыталась завести роман с одним из ближайших друзей собственного отца, и еще менее вероятно, чтобы Сакс, пользовавшийся репутацией трезвомыслящего человека, мог поддаться на ее чары. Однако Уотерману удалось уловить и разглядеть ту сторону характера Грейс, которая занималась холодным рас-счетом. Ее сексуальные запросы и деловая хватка не уступали друг другу.
Следует признать, что Грейс Келли не была любительницей добиваться успеха через постель. Она не эксплуатировала собственное тело, чтобы получить, скажем, хорошую роль. Наоборот, всем своим романам она отчаянно пыталась придать некий возвышенный характер.
Однако в отличие от прочих мечтательниц Грейс умела доводить дело до конца, и это удавалось ей исключительно благодаря холодному, едва ли не навязчивому расчету, который уловил в ней Ричард Уотерман.
«Эта черта всегда присутствовала в ее характере, — говорит Дон Ричардсон. — Когда я впервые увидел ее, она показалась мне такой беззащитной, однако позднее я пришел к выводу, что она так же беззащитна, как прущий напролом паттоновский танк».
Именно осознание Доном этого факта и положило конец его роману с Грейс.
«Она пригласила меня к себе на обед, — вспоминает Ричардсон. — И после этого, когда мы были уже в постели, она спросила: «Хочешь увидеть несколько прелестных вещиц?» Знаете, лично для меня самой прелестной вещью на свете была ее нагота. Ничего более прекрасного я не мог для себя представить. Но она все-таки устроила для меня демонстрацию мод, надевая один за другим дорогие наряды — платье за платьем. Я понятия не имел, откуда они у нее. А затем она вышла ко мне в чем мать родила с одним лишь золотым браслетом на руке. Эта штуковина была вся усыпана изумрудами. Грейс помахала браслетом у меня перед носом. Что ж, я безошибочно определил, откуда у нее этот браслет».