— Ей всего двадцать с небольшим, и она еще ровным счетом ничего не значит, — жаловался он любому, кто мог его слышать, в том числе в присутствии самой Грейс.
«Он по-свински обращался с ней, — вспоминает Натали Кор О'Хэр, которая играла в том же спектакле. — Он наводил на нее страх, и бедняжке стоило немалых трудов выучить все свои реплики. Я обычно отводила ее в уголок и начинала наставлять ее: «Не позволяй ему орать на тебя, — говорила я ей. — Он уже выстарился, вот теперь и завидует всем и каждому. Просто делай свое дело. От этого многое зависит в будущем». Ну разумеется, во время премьеры Грейс была просто неотразима. Когда она появилась на сцене, публика так и ахнула. Грейс ни разу не сбилась, и ей достались все хвалебные отзывы. Коуэн был готов убить ее на месте».
Это стало началом прочной дружбы между обеими девушками, и Натали вскоре тоже зачастила в квартиру мисс Келли. Это была веселая девичья компания, перенесшая беззаботную атмосферу «Барбизонки» под крышу холодного, выстроенного в стиле сталинской архитектуры «Манхэттен-Хауса». В квартире Грейс собирались такие ее подруги, как Пруденс Уайз (Пруди), с которой она познакомилась еще в гостинице; Беттина Томпсон (с ней Грейс делила в «Барбизонке» комнату); Каролина Скот, которая помогла Грейс, когда та начинала как манекенщица; Салли Парриш, южанка, которая как и Грейс, мечтала поступить в Беннингтон, но в конечном итоге оказалась в академии.
Собственно говоря, Салли Парриш обитала тут же, в «Манхэттен-Хаусе», деля вместе с Грейс единственную спальню ее квартиры (таково было требование миссис Келли). В ноябре 1950. года Грейс исполнился двадцать один год, однако, если верить Салли Парриш, Ма Келли все еще настаивала, чтобы ради соблюдения приличия у Грейс была компаньонка или кто-то другой, кто производил бы впечатление благопристойности.
Миссис Келли пришла в ужас, увидев однажды, какой беспорядок творится в спальне у девушек.
— Господи, Грейс! — воскликнула она. — Надеюсь, когда ты выйдешь замуж, у тебя будет прислуга, чтобы убирать за тобой!
— Я тоже надеюсь, мама, — парировала Грейс.
Предметом особой гордости из всей предметов тяжелой, громоздкой мебели был небольшой круглый стол с черной пластиковой столешницей, который при необходимости можно было использовать как обеденный или кофейный. Крышка стола ходила вверх-вниз на винтах. Раскрутив ее вверх до упора, можно было подать обед, а затем, опустив на двадцать сантиметров, — кофе или чай. Натали Кор О'Хэр запомнилось мясо с картошкой — блюдо, которым их любила потчевать Грейс. Она сама любила поесть и готовила от души (например, жареную баранью ногу, овощи и на десерт коронное блюдо — домашний лимонный пирог). Эти веселые обеды, как правило, затягивались до одиннадцати вечера, если не позже.
Грейс с подругами частенько засиживались до ночи, проводя время за разговорами, шутками и шарадами. Нередко их развлекали кавалеры. Грейс как-то раз удалось избавиться от одного надоедливого ухажера. Для этого она воспользовалась обручальным кольцом матери Салли и разыграла со знакомым актером любовную сцену. А чтобы охладить пыл другого воздыхателя, который отказывался верить, что получил от ворот поворот, девушки завернулись в простыни и разыграли липовый «сеанс».
«Мы выключили освещение — и все кругом погрузилось в кромешную темноту, — вспоминает Салли Парриш. — Мебель мы заранее сдвинули в сторону. Горела только свеча… И когда вошел этот тип, Грейс притворилась, будто воспринимает происходящее совершенно серьезно, будто подобные сеансы — неотъемлемый атрибут ее жизни. Этого типа как ветром сдуло».
Однако «псевдосеанс» был не совсем уж розыгрышем, поскольку Грейс, пока жила в «Манхэттен-Хаусе», не на шутку увлеклась спиритизмом, досками Уиджа и прочими оккультными премудростями. По гороскопу она была Скорпионом и на протяжении всей своей жизни любила с умным видом порассуждать о характерных, в ее представлении, чертах Скорпиона: деловитости, творческом даровании, упрямстве, чувственности и страстности.
«Она тогда совсем свихнулась на этой астрологии, — вспоминает Джун Шерман, которая общалась с Грейс в начале пятидесятых. — В душе она всегда оставалась романтиком. Для нее погадать по руке или прочитать, что говорится в гороскопе, доставляло такое же удовольствие, как, скажем, новая джазовая запись или французская кинокартина. А все это вместе взятое и составляло прелесть независимой жизни в Нью-Йорке».