Но Джелинджер, подобно многим другим критикам Страссберга, подозревал, что интроспективная основа «Метода» приводит к тому, что актер замыкается на собственных переживаниях и в результате игра становится более значимой для него самого, чем для публики. Главная задача, по мнению Джелинджера, состояла в том, чтобы развлекать зрителя. Мэтр академии не видел никакого смысла в невнятном бормотании себе под нос. Своей задачей Джелли считал следующее: во всей своей полноте передать студентам технические приемы актерского мастерства и умение держаться на сцене, начиная от «привычки заглядывать в словарь» и кончая тем, как его подопечные преподносили себя внешнему миру — как с театральных подмостков, так и просто в жизни.
«Актеру или актрисе необходимо уметь одеваться рационально, со вкусом и без вычурности», — читаем мы в рекламном проспекте за 1947–48 год. Ученикам Джелинджера позволялась толика богемного легкомыслия, однако в целом они должны были оставаться юными леди и джентльменами. «Иногда к нам приглашали преподавателей со стороны, — вспоминает Мэрр Синклер. — Чтобы побеседовать с нами, в школу приходили такие личности, как Хелен Хейз, и тогда от девушек требовалось, чтобы они являлись соответственно одетыми — в шляпках и белых перчатках». И снова Грейс Келли оказалась в той среде, где серьезно подходили к таким вещам, как манеры и этикет. Из стен Американской академии вышли такие знаменитости, как Спенсер Трейси, Кэтрин Хепберн, Кирк Дуглас и Лорен Баколл. В тот год, когда Грейс переступила порог этого учебного заведения, звездами выпускного курса считались Дон Риклз и Джесон Робардс. Язык не повернется назвать игру этих актрис или актеров напыщенной или формальной. Однако именно этот традиционный формалистический элемент в преподавании Джелинджера и нашел отклик в душе Грейс. Она обожала старомодные уроки фехтования и сценической дуэли и всегда старалась не ударить лицом в грязь, демонстрируя величественную, царственную поступь и умение по-королевски держать спину. «У меня была привычка выгибаться, — вспоминала она. — Когда я лежала плашмя на полу, учитель подходил, наклонялся ко мне и говорил: «Вижу просвет». Это означало, что я должна постараться распластаться получше».
«Технические приемы, — вспоминает Рейчел Тейлор, — в этом заключалось все обучение. Я помню одно упражнение, когда преподаватель распахивал настежь огромные окна, выходящие на Пятьдесят седьмую улицу, и приказал нам дышать. Помнится, я тогда в первый раз подумала: «Неужели я затем приехала в Нью-Йорк, чтобы учиться дышать?» Именно благодаря академии я полюбила театр, однако вскоре нам стало ясно, что единственный способ научиться играть (по-настоящему играть) это выйти на сцену и сыграть».
Грейс Келли наверняка тоже пришла к подобному выводу. И чем бы ни была для нее унаследованная от отца требовательность и стремление к самосовершенствованию (проклятьем или благословением), Грейс неизменно предъявляла самые высокие требования к себе и своему собственному мастерству. В некотором роде ее артистическая карьера стала продолжением ученичества, и многих своих успехов Грейс добилась уже после того, как покинула стены Американской академии. Однако именно там, в затхлых студиях над «Карнеги-Холлом», она приобрела некоторые из составляющих своего актерского имиджа, и самым главным компонентом, который стал чем-то вроде ее фирменного знака, безусловно являлся акцент.
«Лишь тренированное ухо способно уловить ошибки в произношении, ударении и эмфазе, — читаем мы в проспекте академии за 1947 год, — однако благодаря вдумчивым и последовательным требованиям в конце концов удается развенчать южный или канадский, пенсильванский или массачусетский говор…» «Развенчанием» занимался ответственный за постановку голоса Аристид Д'Анжело, помогал ему в этом деле Эдвард Гудмен — невысокий элегантный англичанин, постоянно носивший с собой трость с серебряным набалдашником. Последний служил для хранения емкости с готовым «мартини», к которой сей англичанин регулярно прикладывался. Гудмен разговаривал с безукоризненным «оксбриджским» акцентом и никогда не глотал слова. Он лишь раз послушал Грейс и тут же изрек свой вердикт: «Вам следует избавиться от вашей ужасающей гнусавости!»