Но сын ее… Она не знала, где ее сын, и невольно всей силой души молила Господа о его спасении – хотя бы здесь, в земной жизни. И если Бог не захочет помочь язычнику, неужели Он откажет в помощи ей, матери, чье сердце иначе будет разбито? Но надежда мешалась с ужасом: Бог потребовал единственного сына Авраама… отнял всех детей у Иова… и от нее, которая в тысячу раз хуже и слабее в вере тех богоизбранных старцев, Господь может потребовать именно эту жертву.
Через неделю, когда с тела новокрещеного смыли освященное миро и белую крестильную сорочку он сменил на другую, устроили пир: при свидетельстве всех бояр и воевод киевских Мистина и Олег Предславич обручили своих детей. Свадьбу назначили скоро: в первую пятницу нового месяца. Киевские христиане на пиру веселились, радуясь, как пополняется их круг, еще недавно столь тесный, людьми самых знатных родов и самого высокого положения. Князь-христианин! Об этом счастье они год назад не могли мечтать, а теперь оно сияло перед глазами. Всякому становилось ясно: Господь Иисус обратился к Руси своим светлым ликом.
– Скажу я вам: отнимется у иудеев Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его! – радостно провозглашал отец Ригор.
Эльга не знала, горевать ей или радоваться предстоящему. Жизнь катилась вперед, оставив далеко позади ее материнскую тревогу и тоску.
– Перестань! – шепнул ей Мистина, видя, что она на пиру то улыбается, то украдкой отирает слезы. – Мы готовим не поминки по Святше, а всего лишь Улебкину свадьбу. Это еще не значит… это вовсе никак не связано, пойми. Если бы Горяна не упрямилась так, а ты не решила ей потакать, то Улебка мог бы жениться еще два года назад, когда Святша привез Прияну. Я понимаю, если бы мой парень брал Святшину вдову… то есть жену, тогда это означало бы, что мы его зачислили в деды[61]. А так просто Улебка женится. Святша вернется – порадуется за него.
Эльга старалась ему верить. Хотя догадывалась, что в таком красивом свете Мистине все видится по совершенно другой причине, не имеющей отношения к их детям.
И в этом предсказании он, вопреки прежним своим удачам, ошибся…
Имелась в Киеве женщина, которая решительно отказалась радоваться предстоящим переменам. Узнав, что Улеб намерен окреститься, Прияна объявила, что не останется в городе, где правят изменившие богам.
– Но мы же предлагали тебе выйти за Улеба… – пыталась умиротворить ее Эльга, но сама слышала, как неубедительно звучат ее слова.
Для всех сложилось удачно, что Прияна отвергла новое сватовство: и в рассуждении родства с Олегом Предславичем, и ради надежды все же дождаться Святослава.
– Я буду ждать моего мужа, – твердо отвечала Прияна, которая уже заметно оправилась и окрепла. – Но мы не останемся там, где его наследство отдали другим, а эти другие предали своих богов и предков. Я и мой сын возвращаемся в Свинческ. Когда Святослав вернется – пусть приезжает за нами. Я надеюсь увидеть его уже этой зимой.
– Что мне делать? – вопрошала Эльга, спешно собрав ближайшую родню. – Отпустить ее? С дитем? Жену и наследника Святши отпустить к смолянам?
– Но тебе же спокойнее, если она не будет здесь сидеть, – сказал Асмунд. – Придется ее уже скоро с княжьего двора вывести – шум будет, смущение всякое в дружине…
– Я ее к себе возьму!
– Не захочет она. Свирьковна – девка упрямая.
– Но как знать, что там будет с ней, в Свинческе… Все-таки у нее дитя – наследник киевского стола.
– Там княгиня – наша Прибыслава, – напомнил Мистина, – а воеводша – моя Соколина Свенельдовна. Худых дел они натворить ей не дадут, а если что – предупредят нас.
– И вот еще… – неуверенно заметила Ута. – Она все же… вещунья, волхва… Она обижена, это понятное дело, я бы тоже, окажись на ее месте… да любая жена обиделась бы. Но тут свадьба, потом детки пойдут… А рядом…
Она не решалась выразить свою мысль целиком, но Эльга понимала сестру. Любимый сын Уты вступал в самую важную, переломную пору жизни, где собирался утвердиться как князь руси, христианин, муж и отец. Даже невольное недоброжелательство и досада женщины, так прочно связанной с тем светом, как Прияна, могло его погубить. Конечно, он теперь защищен силой Господней… Но ни Эльга, ни тем более Ута не хотели видеть парня предметом борьбы между Христом и старыми богами.
61
В разряд «дедов» поступали все умершие члены семьи, независимо от пола и возраста на момент смерти.