Асмуд поторопился выполнять волю молодой княгини.
Позже летописи напишут об этом, что маленький Святослав, сидя на лошади, бросил копье в сторону врага. Поскольку мальчик был совсем мал, копье с трудом перелетело через ее уши и едва не поранило кобыле ногу, но начало было положено, дальше в дело вступила дружина. Древлян разбили.
Асмуд предлагал бросить маленькое детское копье, которым Святославик управлял уже хорошо, но Ольга настояла на настоящем большом. Малыш, которого и на лошадь-то посадили совсем недавно (Асмуд еще ожидал выволочки от князя Игоря за то, что сделали это без отца), боялся и кобылы, и копья, и большого числа вооруженных людей. Но рядом была мать, Ольга стояла у самого крупа лошади, касаясь своим плечом ножки ребенка, всячески подбадривала Святослава, и тот бросил тяжелое копье. Гордая за сына, княгиня оглядела ратников своими синими блестящими глазами и привычно вскинула голову.
Асмуд немедленно поддержал княгиню:
— Вперед! Князь начал, поддержим же князя!
Святослав сделал попытку помчаться вслед за взрослыми, толкнул ножками свою лошадь. Но силенок у мальчика было еще мало, а Ольга обеими руками вцепилась в стремя, чувствуя, что лошадь пытается уйти вперед. Это же учуял и помогавший дружинник, схватил поводья и осторожно придержал, чтоб не встала на дыбы. Княжич возмущенно лупил кобылку по бокам, а гридь хлопал по шее, успокаивая. Ольга наконец поняла, что ребенка надо остановить, не то его лошадь действительно послушает всадника и уйдет в галоп за остальными.
— Князь, успокойся! — Голос матери, несмотря на волнение, звучал спокойно. Она впервые назвала сына князем. Дружинник замер. Какой Святослав князь?! Неужели? Это могло значить только одно — князя Игоря нет в живых. Но раздумывать было некогда, гридь успокоил лошадь, помог Ольге снять с седла ребенка и посадить на другую, ту, на которой ехала она сама. Княгиня отправилась не вслед за дружиной, а подальше от нее, несмотря на все протесты Святослава. Тому очень хотелось посмотреть, как станут рубиться взрослые воины.
Ольга закрывала его глаза рукой, чтоб не смотрел на кровь и людские мучения, а он сбрасывал эту руку, уворачивался, его возбуждал вид крови, опускающихся на головы дружинников мечей и копий, пробивающих тела насквозь. Княгиня, уже поняв, что победа будет за Асмудом, повернула лошадь с места боя, а княжич все оборачивался, стараясь подглядеть. Мать коробил этот интерес маленького мальчика к жестокости боя, к виду льющейся крови, но она хорошо понимала — этого не избежать, только рано ему такое видеть.
И все же Ольга гордилась Святославиком. Она вырастила сына, способного заменить отца!
Тем горше ей были слова князя Игоря после его возвращения. Муж кричал, что она много воли на себя взяла, что рисковала жизнью маленького сына, что теперь Святослав будет жить при нем в Киеве, а Ольга снова в своем Вышгороде! И это вместо благодарности за спасение Киева, за то, что побили древлян, за то, что смогла воспитать сына, сумевшего даже таким маленьким постоять за себя и свой род!
Ольгу душила обида, но у молодой княгини ходили желваки, она стиснула зубы, а слез не было. Князь Игорь, который остро переживал поражение от хазар и позорное бегство, понимал, что несправедлив, от этого становилось еще тошнее, и он все свое бессилие совершенно незаслуженно выплескивал на жену.
Княгиня, побледнев, спросила, может ли попрощаться с сыном. Конечно, в этом Игорь ей отказать не мог. Мать что-то говорила мальчику по-фризски, держа его за худенькие плечики, что-то наказывала. Тот кивал светлой головкой, стараясь сдержать слезы. Ольга снова что-то говорила, и малыш смог побороть себя, гордо вскинул подбородок. Видевший это Асмуд сам скрипел зубами, князь отнимает у жены ее единственную отраду, ее сына. Это неправильно, Ольга воспитала княжича хорошо, добрый князь будет. Но воевода, да еще и не первый, не может диктовать волю князю, а дружина рада тому, что княжич будет с ними.
Ольга уехала в Вышгород на этот раз даже без Асмуда, Игорь решил, что княгине ни к чему ее часть дружины. Позже он, смягчившись, вернул Ольгину дружину, тогда, возможно, у него просто не было своей, полегшей в степях между Итилем и Доном. Между супругами снова легла непреодолимая пропасть. Княгиня на какое-то время вообще перестала с кем-либо разговаривать, у нее отобрали единственную надежду — ее сына!
За княгиню вступился названый брат князя Любомир. Только ему позволялось говорить против воли Игоря, но и тогда князь не смягчился. О чем они беседовали, не знал никто, только Любомир исчез надолго и вернулся в Киев не скоро.