Разгневанная княгиня не могла потерпеть, чтобы в ее граде совершилось такое святотатство. Стража нашла тех, кто ради забавы решил погасить вечно горевший огонь в святилище. Но он не погас, а посягнувших на огонь изгнали из града на 10 лет, несмотря на слезы и мольбы родственников. Измазанные землей, в разодранных одеждах, юноши на коленях вползли в святилище, вымаливая прощения у Богини, чтобы она не покарала их близких и не лишила их жизни.
В поклонах жриц была благодарность и за это, подумалось Ольге.
Взволнованная встречей с сыном, княгиня вдруг вспомнила, как еще девочкой ее привезли в Киев — невестой княжича Игоря. Привыкшая у себя на родине в Пскове бродить вольно везде, где захочется, Ольга безмятежно ушла как‑то на берег Днепра, не заметила черных туч, и внезапная, нивесть откуда налетевшая буря застала ее одну, в легкой рубашке, подпоясанной тонким пояском и тотчас же вымокшей. Спасли ее тогда жрицы Великой Богини. Они укрыли девочку, отпоили горячими травами и сообщили в княжеские палаты.
Тогда весь Киев еще кипел скорбью о незаконно захваченной Олегом власти и о гибели любимого, вероломно убитого киевского князя Аскольда.
Даже когда привезли юную Ольгу и прошло уже много лет, киевляне не могли смириться и считали Рюриковичей[10] захватчиками.
Аскольда почитали все, к его могиле ходили плакать и радоваться, устраивали там прощальные тризны, и у вербы, скорым чудом выросшей, молодые венчались. Ставили у могилы стражу, гоняли, били плетьми, но ничего не помогало. Могила Аскольда оставалась священным местом.
Аскольд, Аскольд! — этот шепот во дворе, на киевских улицах Ольга слышала каждый день, хотя и «кости этого Аскольда давно уже сгнили» — как‑то в сердцах кинул князь Олег, получив донесение о том, что горожане всю Иванову ночь провели у Аскольдовой могилы.
Приставленная к Ольге боярышня, молоденькая и веселая обычно девушка, услышав эти слова, вскинула голову и отвернулась, а когда Ольга ее позвала, не сразу к ней подошла. «Ого! — подумала тогда Ольга, — нужно все‑таки дознаться об этом Аскольде».
Но никто не хотел говорить. Боялись.
Все же случается в свое время для того, кто хочет понять и не забывает своих намерений.
После того как жрицы спасли Ольгу во время бури, она уже не забывала их: приходила в святилище, приносила дары, любила молча сидеть у пещеры под раскидистой липой.
Глава 2
Могила Аскольда
Ольгу привезли в Киев совсем юной, ей трудно было привыкнуть и к новой жизни, и к новому краю, совсем непохожему на тот, что она оставила, ее родной. Все в Киеве было другим — и деревья, и цветы, и небо, и храмы. Возле них на особых круглых камнях, украшенных венками, возжигали жертвы богам и богиням — освежеванные туши» снопы сжатой пшеницы, гречихи, овса, полбы[11], поливали их маслом. Трудно было ей и в семье. Хотелось прижаться, приласкаться, хотелось, чтобы ее любили. Но не всем пришлось по душе то, что князь Игорь привез невесту издалека. У многих, слишком многих были свои виды, связанные с женитьбой князя Игоря, и с тем, кто должен стать его супругой. И вдруг… все так неожиданно… так быстро — и бесповоротно…
Князь Игорь не любил рассказывать никому о своих намерениях, это не нравилось даже его матери.
Позднее, вспоминая обо всем, княгиня Ольга удивлялась тому, как не хотела видеть ее молодая душа никакого зла вокруг себя. Вспоминала, как отворачивала она голову от косых взглядов, проходила сквозь недобро, переступала через недоброжелательство. Молодая княгиня скоро почувствовала, что придется защищаться. И особенно больно было осознавать, что горожане не любили ни князя Олега, ни князя Игоря, и эта нелюбовь распространилась и на нее, молоденькую княгиню.
Прошло много лет, после того как в Киеве стал править князь Олег, а в княжестве все не могли ни забыть, ни простить ему убийства князя Аскольда и его верного Дира.
Князя Олега боялись и склоняли перед ним головы, никто не смел и вслед ему прошептать упрека. Многие непокорные киевляне, кто смел обличать князя Олега за убийство и захват княжества, были беспощадно казнены победителем на площади, где собиралось вече[12]. Тела казненных сбросили в яму, вырытую вблизи ручья, вытекавшего из Бабьего яра, чем надолго осквернили святилище. Отголоски этих событий доходили до Ольги полунамеками, скорее вздохами, отведенными в сторону взглядами, а иногда — и пьяными речами слуг, что случайно вдруг вскипали неподалеку.
10