— Я знаю, княгиня, она кричала тебе… — лекарь запнулся.
Но княгиня Ольга не стала ему помогать.
Наступило молчание. Его вынужден был прервать Валег, подивившись про себя силе характера молоденькой жены князя Игоря.
— Эта Волхова из святилища Макоши была женой князя Аскольда, а после его смерти затворилась там, наложив проклятие на того, кто тронет пещеру или ее. Князь Олег повелел не причинять ей вреда, но когда она приходит на могилу Аскольда, то проклинает князя Олега, князя Рюрика и весь его род, — продолжил ровным и спокойным голосом лекарь.
Княгиня Ольга оцепенела. Она обратилась к Валегу и с ужасом повторила:
— Проклинает весь род!
Грек увидел впечатление, произведенное его словами. Он подошел к окну и выглянул. «Не стоит ли кто под окном?» — отметила про себя княгиня Ольга.
— Можно я закрою окно, княгиня? — спросил он вкрадчиво.
— Закрой, пожалуй, — не поспешила с ответом Ольга.
— Я вижу, что вас никто не посвятил в тайну этой старухи… и Аскольда тоже… — продолжил грек.
— Но ведь никто не знает, откуда она родом… — начала княгиня Ольга и остановилась, заметив усмешку лекаря.
Когда‑то при ней отец сказал воеводе, пришедшему с доносом: «Есть два закона для правителя, и каждый волен выбирать себе любой — слушать все, что тебе говорят, ничем не пренебрегая. Или слушать только то, что ты желаешь. Я предпочитаю слушать все, что говорят, ибо речь оскверняет иногда только уши, но часто не выслушанное вовремя может привести к погибели».
Ей хотелось прервать грека и высокомерно сказать:
— Что мне не сказали — то и слушать не хочу…
Она молчала, замолчал и Валег. Он был умен и поэтому сказал, чтобы не тревожить ее самолюбие:
— Вас пощадили, чтобы не обременять ненужным грузом прошлого… Но вот оно вас настигло. Ни князя Олега, ни князя Игоря нет сейчас в Киеве…
…Не следует тревожить княгиню–мать… А вы неосторожны…
В Киеве многие не любят род Рюриков… все еще слишком хорошо помнят, как все произошло… Меня тогда здесь не было, но я столько выслушал о тех событиях повестей!
Княгиня Ольга попросила пить, и это было ее разрешением на дальнейший рассказ.
Валег подал ей питье, и когда княгиня взяла в руки чашу, стал медленно говорить:
— Князь Аскольд принял в Царьграде[16] христианство и стал усиленно крестить киевлян… Было много недовольных… Дослали просить помощи в Великом Новгороде …
Но Аскольда все очень уважали. Простой люд любил своего князя, а он не заставлял насильно принимать нового бога. Однако бояре исполнились гнева и ярости, против Аскольда составился заговор. Никто не знал, как справиться с ним. Киев был хорошо укрепленной крепостью….Князь Аскольд, веселый и доверчивый человек, ни о чем не подозревал… Говорят, что план овладения градом принадлежал князю Рюрику…
…Тогда пошли на хитрость… Один воевода, участник заговора, как бы привез из похода сто рабов и подарил их тем, кто мог бы защитить Аскольда. На самом деле это были не рабы, а хорошо обученные воины… Они жили и притворялись, послушно выполняли все рабские работы… Ведь здесь не так, как в Византии, — здесь рабы не остаются навечно рабами. Их или отпускают на волю, а если они захотят, то остаются здесь жить навсегда вольными людьми. Странные славяне… Такого нет нигде… Ну, время этих рабов еще не кончилось, и для всех они были рабами… Прошел год или больше, все уже их знали и хорошо относились к ним, они были молодые, проворные, их и за стены отпускали — знали, что не побегут…
…И вот пришло время — Рюрик уже умер, а сына своего Игоря передал князю Олегу, которому рассказал, как взять Киев… Рабы те знали, что им подадут знак и по нему они побегут к воротам Киева, откроют их, убив стражу… Но прежде по знаку — в одно время — должны убить своих хозяев, верных слуг князя Аскольда…
…Не знаю, княгиня, может быть, Дир и не был князем, а только воеводой Аскольда… теперь не у кого спросить… Об этом говорить боятся… Но все так и случилось…
…Князь Олег подошел со своими воинами к Киеву, как будто это были обозы гостей[17], что идут, дескать, в Царьград с товарами… Одни были спрятаны в ладьях, другие наряженные кто как — но не воины, а под одеждой — доспехи… И одного послали как нищего в Киев, велев передать тому воеводе, что привез рабов — знак, что пришла, мол, пора… Разное говорили, что был за знак послан, слышал я и такое, будто это половинка каменной дощечки с буквами или зверь какой‑то. Так ничего не видно, только когда сложишь эти половинки, тогда и видно, что там нарисовано на дощечке… Как сложил воевода дощечки, так и понял, что время пришло. А нищий на словах сказал, что завтра в полдень…