Псковские краеведы XIX—XX веков попытались реконструировать описанную авторами Степенной книги встречу, исходя из того, что знаменательная переправа имела место у самой Выбутской веси. «В окрестностях Выбут, — писал в 70-е годы позапрошлого века историк Н. К. Богушевский, — …прохожих и теперь перевозят через реку в челноках особенной конструкции, выдолбленных из толстых стволов осин. В таком челноке могут поместиться не более двух человек. Управляет челноком рыбак или перевозчик — одним веслом или багром». По словам другого знатока местной старины, протоиерея В. Д. Смиречанского, рыбаки искусно управляют такими лодками-«душегубками» с помощью рук и ног, а иногда и шестом, «ежеминутно опасаясь быть опрокинутыми быстрыми волнами реки… Маленькие, выдолбленные из дерева лодки крестьяне находят более удобными для переезда через реку. Жители правого берега, против погоста Выбуты, переезжают на левый берег в таких корытах, иногда связанных по два. При этом управляющий должен быть ловким, а пассажир должен сидеть смирно, чтобы переправа обошлась без приключений, которые не редки. Здесь страшна не глубина, а сильное течение, с которым совладать не всякий в силах…»{13}
Так было в XIX веке, так могло быть и раньше. Но нарисованная картина разительно отличается от той, что изображена в летописи. Да и вообще Выбуты не слишком подходят для переправы на лодке. Это место было знаменито другим — бродом через реку Великую, который сохранял стратегическое значение и в XV, и в XVI веках{14}. Хотя автор Жития Ольги в редакции Степенной книги и разделял мнение о Выбутах как о родине святой, сцену переправы он, скорее всего, создавал, имея в виду другую местность — либо в районе самого Пскова, либо еще ниже по течению Великой, ближе к ее впадению в Псковское озеро. Именно здесь Великая, как бы оправдывая свое название, становится по-настоящему широкой и полноводной — такой, что описанная в летописи переправа — с долгими присматриваниями, разговорами, угрозой броситься в «глубину реки сей» — становится по крайней мере возможной.
Другие народные предания о княгине были записаны в Псковской земле позднее — в XIX и даже XX веках. В них Ольга уже совсем лишена каких бы то ни было исторических черт. Она предстает то великаншей-богатыркой, способной переносить в рукаве или в подоле своего платья огромные валуны, то колдуньей-чародеицей, чьи наполненные золотом и серебром погреба можно увидеть только один раз в году, в Ольгин день, 11 июля, — но всегда мудрой, исполненной целомудрия девой. Женихами Ольги в этих преданиях становятся и другие, помимо Игоря, почитаемые в Псковской земле исторические деятели — например, князь Владимир (внук Ольги князь Владимир Святой?) или Всеволод (первый псковский святой князь Всеволод-Гавриил Мстиславич, умерший в 1138 году?).
Народное представление об Ольге как о княгине-простолюдинке отразилось не только в летописи и местных псковских преданиях, но и в агиографической литературе. По словам авторов Жития, святая «отца имела неверующего (в оригинале: «неверна сущи». —мА.К.), также и мать некрещеную, от языка варяжского, и не из княжеского рода, ни из вельмож, но из простых была человек» — показательно, что эта фраза одинаково читается и в Псковской редакции Василия-Варлаама, и в редакции Степенной книги.