— Виделась я ноне во сне со своим желанным семеюшкой. Велел он мне идти в Древлянскую землю, а как быть там, не сказал. Говорит, иди к Богомилу, он и поможет. Токмо как слушать Богомила, ежели он скажет, что и траву выжечь нужно на Древлянской земле.
— А князь Игорь что же?
— Сказала я: Богомил мне не советчик и не указ. Он же засмеялся.
— Дурной знак, — заметила Павла. — Зачем же смеяться?
— И мне показалось: к чему?
— Что же теперь?
— Весной пойду на древлян, князя Мала должно наказать. А там как бог Перун подскажет, — Ольга села на ложе, потом встала с него и неожиданно, как в молодые годы, потянулась. И с удивлением спросила:
— Павлуша, что же со мной: ни усталости, ни боли в груди?!
— То и проявилось, матушка, что к жизни вернулась.
— И кровь горит, и дела хочу!
— У тебя теперь много забот. Радуйся.
Ольга увидела глиняный сосуд, взяла его.
— А здесь что, не зелье ли?
— Взвар, матушка. Я была у Любомира, так распорядились бояре и воеводы.
— И ты поила меня сиим взваром — зельем?!
— Осмелилась, матушка. Мы уж и надежду потеряли увидеть тебя на ноженьках.
— Но как ты посмела брать у моего недруга какое‑то зелье?
— Посмела, матушка княгиня. — Павла стояла перед Ольгой не склонив головы, смотрела ей в глаза и была полна достоинства и силы. — Ты великая княгиня, за тобою — держава. Ты мать наследника престола, коему три годика. Как можно было допустить сиротство Руси и сына?!
Княгиня Ольга редко дозволяла кому разговаривать с собой вольно и без почтения. Высокомерие ее шло от веры. Она считала себя выше всех простых смертных. Лишь Павле она позволяла говорить как равной с равной. Эту сродницу Ольга считала особой женщиной, потому что она родила и растит сына — богатыря. Сказали же ей волхвы, что сей отрок, именем Добрыня, засияет особым светом и свет тот не угаснет в памяти людей, пока есть такая держава, как Русь. Только за это Павле можно было прощать многое. К тому же она сказала правду: нельзя осиротить ни сына, ни державу, коя еще молода и не окрепла и может стать добычей враждебных племен и государств. Ольга улыбнулась и миролюбиво сказала:
— Ладно, забудем о старом колдуне. А взвар спрячь. Знать, сила в нем могучая. Идем же, я хочу увидеть сына, увидеть людей.
— Да, матушка княгиня. Токмо переодеться надо. Со вчерашнего в одном… — Павла вышла из опочивальни, позвала сенных девиц и отдала Ольгу на их попечение. Сама же прошла в трапезную, где шли громкие и оживленные разговоры. Лишь только Павла появилась, как вельможи окружили ее и начались расспросы о самочувствии княгини.
И только один воевода Свенельд остался непричастным к разговору и продолжать стоять в темном углу трапезной. Его уже не интересовало здоровье княгини. Она встала на ноги. Чего же еще? А ведь лишь минувшей ночью Свенельд примерял на себя великокняжеские одежды. Сии одежды оказались ему не к лицу. Но кафтан правителя всея Руси при малолетнем великом князе Свенельду пришелся впору.
Худо ли простоял при князе — отроке Игоре мало кому известный в Новгороде усманский князек Олег? Да поднялся до великого князя, щит на вратах Царьграда прибил… Он, Свенельд, тоже сие мог бы исполнить, позвав на Русь новые варяжские дружины. Да тому не дано исполниться. Вот она, великая княгиня, вышла к боярам, к воеводам и улыбается, с горечью подумал первый воевода Руси.
Глава седьмая
ТРИЗНА
Шло время, а великая княгиня Ольга не могла забыть свой сон, в коем встретилась с князем Игорем. И чем дальше сон уходил от нее во времени, тем упорнее она убеж далась, что ночное видение вещее. Она еще пила снадобье Любомира, потому как оно оказывало на нее благотворное влияние, и ощущала себя молодой и полной сил. Ей хотелось смеяться и даже бегать. Однако Ольга гасила в себе эти недостойные ее возраста и положения желания и поддерживала в себе только одну жажду мщения, потому как на это чувство имела право.
Лишь только опали на деревьях листья, как Ольга послала в Искоростень сеунча с коротким наказом:
— Скажи князю Малу, чтобы готовил меды, да выставил их в той роще, где был убит князь Игорь. А как явлюсь на землю древлян, пусть выведет свою дружину, дабы мы вместе справили тризну по великому князю.
Гонец умчал с наказом. А спустя день и великая княгиня Ольга выступила с дружиной из Киева. Шесть тысяч воинов шли в поход на Древлянскую землю по степи Правобережья. Воины мчали налегке. У каждого был лишь небольшой запас еды, торба овса для коня и на сей раз к этому скупому провианту было положено в дорожную торбу по глиняному сосуду с крепким вином. Так было велено княгиней Ольгой. Она же повелела не пить того вина, но беречь до особого часу. Никто из воинов не знал, когда придет тот «час» и можно будет открыть баклаги. Оставалось запастись терпением. Не знали того и воеводы, потому как в походах хмельное не пили, так шло с Олеговых времен. Свенельд попытался узнать о том, что задумала Ольга. Спросил ее, приблизившись к кибитке, в которой она ехала: