Неприятельская конница тоже начала набирать скорость.
В нескольких десятках туазов от линии противника рыцари, вслед за возглавлявшим их колонну Ренольдом, с пронзительными криками принялись опускать копья. Сарацины на левом фланге порядков Тороса, выпустив в наступавших тучу стрел, обратились в бегство, и франки немедленно устремились за ними, забыв обо всём на свете. Они уже чувствовали запах победы, в их глазах пылала алчность, рыцари предвкушали мгновение, когда запустят пальцы в сокровища врагов — неизменную награду победителей. Разве они не заслужили её?
В то время как всадники на правом фланге антиохийского войска, утратив всякое подобие порядка, не думали ни о чём другом, как о преследовании и добыче, центр и левый фланг франков, смяв конницу киликийцев, натолкнулся на лес копий, которыми ощетинилась неприятельская пехота. Она не побежала, как ожидали рыцари, а, пропустив своих изрядно потрёпанных конников сквозь собственные ряды, сомкнулась и оказала наступавшим достойный отпор. Позже франки поняли, с кем имели дело. Перед ними оказались наёмники из германских княжеств центра Европы, обученные ведению боя в сомкнутом строю[98].
Пока копейщики продолжали сдерживать франков, киликийские лучники и пращники, укрывшиеся за спинами своих товарищей, обильно осыпали рыцарей стрелами и камнями, точно молодожёнов на свадьбе крупой.
Однако длилось смятение недолго. Антиохийская пехота подоспела вовремя. Воины, закрываясь щитами и отпихивая от себя древка копий, прокладывали себе путь в порядки врагов и прорубались дальше. Наёмники дрогнули, они попятились, но ещё держались.
В горячке боя Ренольд как-то утратил ощущение времени и совершенно забыл дать командиру отряда храмовников сигнал начать атаку на засадной отряд Тороса.
Внезапно по рядам неприятеля, точно неожиданно резкий порыв ветра, пронеслось волнение. В единый миг, только что ещё стройные, сохранившие боеспособность отряды германцев и армян обратились в бегство. Казалось, вода прорвала плотину, хотя на первый взгляд ничего особенного как будто бы и не произошло. Однако уже в следующую секунду стало понятно, что же случилось. Некоторые из киликийских всадников поспешили, посчитав себя победителями до срока. Заметив появившихся из-за укрытия союзников туркоманов, они ринулись окружать франков, смявших левый фланг войск Тороса. Армяне надеялись на лёгкую добычу, но, когда увидели, что туркоманы не атакуют, а спасаются бегством, по пятам преследуемые храмовниками, сами в страхе кинулись бежать в направлении, противоположном тому, в котором собирались двигаться.
Первыми отреагировали свои, горцы. Бросая бесполезные теперь луки, они в ужасе устремились за конниками. Последними поняли, что происходит, твердолобые германцы. Одни из них обратились в бегство, но другие вовремя сообразили, что так их просто изрубят в капусту, и принялись, становясь на колени и поднимая руки над головами, просить о пощаде.
Отдав своим приказание не убивать понапрасну хороших воинов, Ренольд, хотя и с явным опозданием, затрубил в рог. Подхватив сигнал предводителя, рыцари пришпоривали копей и, сметая всё и вся на своём пути, устремились к лагерю Гороса.
Всё имущество врагов попало в руки победителей. Только их алчность и спасла князя Киликии, который, укрывшись плащом простого воина, бежал с поля битвы с несколькими своими приближёнными. И никому, кстати, не пришлось «поворачиваться спиной к неприятелю», даже достославным «рыцарям из Буанотта»[99].
Опережая ветер, весть о победе над врагами помчалась в столицу княжества, чтобы наполнить сердце Констанс радостью и гордостью за любимого. Княгиня уже знала, что скоро сумеет достойным образом вознаградить своего героя за храбрость и доблесть в битве с врагами. Старуха Эксиния (она, как мы знаем, никогда не ошибалась в подобных делах) сказала, что после Крещения у госпожи родится мальчик.
Констанс была вне себя от счастья, она уже знала, что назовёт дитя Ренольдом.
IV
98
Эти воины составляли часть войска бездарного полководца, кузена базилевса Мануила, Андроника Комнина и попали в плен к Торосу, который предложил им служить ему и участвовать в дележе добычи наравне с армянами. В прошлый раз германцы неплохо пограбили, и как жизнь, так и служба новому господину показались им привлекательными.
99
Мнения хронистов на сей счёт расходятся. Михаил Сириец, соплеменник Тороса, говорит о том, что победу одержал последний. Он-де принудил Ренольда с позором отступить, а замки, впоследствии ставшие собственностью ордена, якобы передал им князь Малой Армении, поскольку его брат, Млех, был в ту пору тамплиером. Вообще Млех личность, безусловно, замечательная, за свою жизнь он успел побыть не только храмовником, но и... правоверным мусульманином.
Не надо думать, что язычники принудили его к этому пытками, просто Млех нашёл, что в какой-то момент его жизни принятие ислама принесёт ему больше выгоды. Одним словом, Млех, как выразились бы мы теперь, был человеком беспринципным.