— Я как-то и не думал об этом... А ведь верно, мне уже почти двадцать шесть, пора позаботиться о наследниках.
— Тем более, сир, что ваша матушка ладит свадьбу графа Яффского. Негоже, чтобы младший брат ваш был женатым, а вы нет. Ведь именно вы — гарант престола, вашему сыну надлежит занять трон Святого Города.
— Я могу и запретить ему жениться! — воскликнул Бальдуэн. — Матушка, кажется, вновь забыла, что я король!
— Едва ли стоит поступать так, сир, — возразил барон. — Если бы вы уже были женаты, и у вас уже были бы сыновья, тогда, возможно, стоило бы воспретить графу вступать в брак, но теперь... К тому же, если вы послушаетесь моего совета, ваши дети будут и детьми византийской принцессы, а дети вашего брата всего лишь детьми Агнесс де Куртенэ, дочери несчастного узника неверных, графа Жослена Второго. Несомненно, их мать не сможет тягаться родовитостью с представительницами Византийского правящего дома. Тут даже и сравнивать нечего. Следовательно, никто не осмелится оспорить приоритета прав вашего потомства на иерусалимскую корону.
Бальдуэн, видимо, успокоился. Теперь он и сам видел, что мать не собирается чинить ему козней, устраивая этот брак, а просто по-женски заботится о младшем сыне[111].
— Да, мессир, — король кивнул. — Вы правы. Дети Агнессы никогда не получат достаточных оснований, чтобы оспаривать трон у моих детей. К тому же, она ведь вдова...
Нет, матушка королева делает всё правильно. Похоже, она образумилась. Теперь о сватовстве, мессир. Я хотел бы, чтобы вы лично занялись этим делом. Будьте моим сватом.
— Благодарю вас, государь, — коннетабль поднялся и отвесил королю поклон. — Это честь для меня. Но... позвольте мне дать вам и ещё один совет относительно как раз того самого дела, которое вы мне только что поручили.
— Какой же? — удивился Бальдуэн, совершенно не представляя себе, что ещё может ему сказать барон.
— Не стоит спешить с этим, сир, — проговорил тот.
— То есть как? Вы же только что сами сказали, что... Объяснитесь, пожалуйста... Присаживайтесь, не стойте.
— Благодарю вас. — Онфруа сел и продолжал: — Извольте, ваше величество. Я бы посоветовал вам лишь немного повременить. Представляется резонным дождаться окончания, по крайней мере, двух компаний: предприятия князя Антиохии и итальянского похода базилевса Мануила. Кто знает, как повернётся дело? Может быть, окажется более разумным поискать вам невесту среди наследниц Европы?
После этих слов в кабинете короля в который уже раз наступила тишина. Бальдуэн покачал головой и, не скрывая восхищения, произнёс:
— Поистине вы незаменимы. Что я стану делать, пока вас тут не будет, ума не приложу. Решим так: сватовство всё равно дело ваше. Как только вы найдёте нужным отправиться в путь, дайте мне знать.
— Благодарю, мессир, — вновь поднявшись, сказал Онфруа де Торон с поклоном[112].
VIII
Мудрецы не раз предупреждали, что годы «тучные» неизбежно сменяются годами «тощими», периоды веселья и радости заканчиваются, и вчерашним счастливчикам приходится проливать потоки горьких слёз, оплакивая свой жалкий жребий.
Остров Кипр второй половины одиннадцатого и первой двенадцатого столетия можно было с полным правом причислить к одному из самых благодатных уголков на Земле. Посудите сами, в то время как Малая Азия, Северная Сирия и Левант подвергались чуть ли не ежегодным набегам орд диких кочевников и нашествиям воинов Христовых, жестокость которых порой ничем не уступала жестокости язычников, Кипр оказался как бы в стороне от всего этого кошмара. Не следует, конечно, думать, что на Кипре царила любовь и всеобщее ликование, как-никак управлялся остров византийским губернатором, а уж кто-кто, а имперская бюрократия умела выжать у подданных всё положенное до последнего обола, но ведь и в других местах, разоряемых войнами и усобицами, господа и правители не переставали требовать податей. Так или иначе, будучи избавленными от вторжений, киприоты очень скоро забыли, что такое ужасы войны.
Они и не подозревали, куда собирался князь Антиохии, для чего он нанял войска, для чего в гавани Сен-Симеона собрались все эти суда. Может быть, смелый воитель собрался ударить по Каиру? Если жители Кипра думали так, то, несомненно, ошибались: зачем плыть неведомо куда, когда главную гавань княжества и ближайшую к материку точку острова разделяют всего каких-нибудь двадцать пять — тридцать лье?
Однако островитян предупредили; вскоре после приватной беседы короля Бальдуэна со своим коннетаблем к Иоанну Комнину, правителю Кипра, явился посланник, сообщивший, что не сегодня завтра вчерашние противники, Ренольд Антиохийский и Торос Рубенян, высадятся на острове. Новость показалась Иоанну совершенной дичью, он даже не стал посылать гонца в Константинополь, чтобы не тревожить понапрасну венценосного дядюшку, занятого экспедицией против норманнов в Италии.
111
Уже скоро мы увидим, во что обойдётся Левантийскому царству забота Мелисанды. Вместе с тем едва ли стоит выискивать злой умысел в её действиях. Никто ведь не думал, что жизнь вознесёт к власти недостойного внука Тель-Баширского Волка, славного Жослена Первого, — Жослена Третьего, графа без графства, и его сестру Агнессу.
Венчание Америка Яффского и Агнессы де Куртенэ состоялось в следующем, после описываемого, году. Тогда никто (включая и королеву Мелисанду) не мог себе и представить, сколь сокрушительными для королевства окажутся последствия этого союза спустя ровно тридцать лет. Через пять лет после бракосочетания Амори́к станет королём Иерусалимским, что, однако, не сделает королевой Агнессу: магнаты Утремера, в обмен на избрание Амори́ка, заставят его развестись с женой. Она никогда не сможет простить этого баронам. Когда умышленно, когда невольно, просто преследуя свои сиюминутные интересы, графиня (её так и будут называть Графиней) Агнесса будет подтачивать основы Левантийского царства.
112
Как бы там ни было, но посольство коннетабля Иерусалимского и его товарища по предприятию, архиепископа Назаретского Арша́ра (последний скончался по пути) ко двору базилевса Мануила состоялось только летом 1157 г. Император принял предложение.
Коннетабль Иерусалимский оказался не только храбрым воином, мудрым политиком, но и прекрасным сватом. Он высватал у базилевса племянницу, красавицу Теодору. Венценосный дядюшка раскошелился на сто тысяч золотых приданого, не считая ещё десяти тысяч на свадебные расходы. Он также послал будущему родственнику на тридцать тысяч золотых подарков.
Брачный поезд прибыл в Акру в сентябре 1158 г. Молодых венчал хорошо знакомый нам патриарх Эмери, так как его иерусалимский коллега, монсеньор Фульке, скончался, преемник же, Амори́к де Несль, ещё не получил из Рима официального утверждения в должности.
Впрочем, ещё задолго до отбытия делегации в Константинополь на севере Сирии (равно как мусульманской, так и христианской) произошли события, заставившие многих склонных к суевериям людей заговорить о близком конце света. Хотя на Кипре основания полагать так появились едва ли не у всего населения.