— Как ты смеешь, грязный варвар! — закричал воин, поднимаясь во весь рост и натягивая тетиву лука.
Ангерран сжал шенкелями бока коня, тот подался вперёд. Бывшему оруженосцу вовек не забыть науки — он и подумать не успел, как бросился закрывать господина своим телом. Так же машинально Ангерран поднял и щит. Стрела ударила в него и, пробив толстую кожу и войлок подкладки, чиркнула наконечником о кольчужное плетение рукава. Но у каждого своё оружие. Рыцари услышали, как рядом чавкнула ещё одна тетива, другая стрела, свистнув, помчалась к цели. Ромей-лучник схватился за лицо и рухнул со стены вниз, а Фернан не мешкая перезарядил свой арбалет.
Ангерран поспешил сказать князю, что надо поскорее уезжать в безопасное место. Ренольд же отпихнул от себя не в меру заботливого вассала и прокричал:
— Каждому своё. Для чистых грифонов у грязных варваров также стрел хватит.
Сделав знак Тонно́, чтобы тот унял зашедшегося лаем Луку, князь продолжал:
— А для вас, матушка, у меня есть специальный колчан. Клянусь, он не опустеет с заката до рассвета!
В это время за стенами раздался какой-то шум. До франков долетали лишь обрывки фраз. Ренольд отчего-то ждал появления настоятельницы, но кто-то замахал над стеной белым лоскутом материи и вместо матушки перед князем и его маленькой свитой предстал сам Михаил Врана — типичный византийский вельможа, благородный муж средних лет с довольно длинной аккуратно завитой чёрной бородой.
— Кир Ренольдо, — начал он и продолжал на привычной уху франка разговорной латыни: — Великий дука Иоанн даст вам откуп за нас. Назовите цену и освободите наших людей, дайте им уйти из сей богоспасаемой обители. Я, если вам угодно, останусь вашим пленником. Нет нужды подвергать опасности жизнь служительниц Божьих.
— Кир Микаэль, — в тон стратигу отвечал князь. — Великому дуке Иоанну придётся раскошелиться. Боюсь, ему не хватит всей его тугой мошны, чтобы расплатиться за зло, причинённое грифонами христианам. Мы пришли сюда, чтобы отомстить за гнусные деяния схизматиков. Поэтому, если завтра с восходом солнца мои католические войны обнаружат ворота этой крепости запертыми, мы возьмём её приступом. То, что случится потом, будет лишь деянием, угодным Господу.
Врана попробовал было возразить, но очень скоро понял, сколь бессмысленны его попытки. На прощанье Ренольд спросил Михаила:
— Что мы всё говорим о деньгах, кир Микаэль? Мы же не купцы, а солдаты. Мы не делаем ничего особенного, просто воюем. Если желаете, я отпущу вас всех без всякого выкупа.
— Без выкупа, но с условием? — переспросил стратиг, понимая, что никто даром не отпустит такую добычу. — Так ведь, кир Ренольдо?
— Разумеется, кир Микаэль, — кивнул князь. — Условие плёвое... Во всяком случае, для нас, франков. Решим всё поединком. Любой ваш солдат против любого из моих рыцарей, пеший или конный по вашему выбору. Если ваш боец одержит верх, вы все уйдёте свободными, куда захотите. Если нет, вы безоговорочно сдаётесь на нашу милость. По-моему, это честно. Вы грифоны, как природные торгаши, должны оценить преимущества такой сделки.
— Хорошо, мы подумаем, кир Ренольдо, — кивнул Врана.
— Думайте, думайте, кир Микаэль, — любезно улыбнулся князь. — До заката ещё есть время. Утром его у вас уже не будет.
Наступила ночь, но никто так и не пришёл с известием о том, что вызов франков принят.
Князь не сомневался в таком исходе дела. Никто из ромеев не осмелился рискнуть своей жизнью. Лукавил князь, когда говорил, что предлагает выгодную сделку. И верно, для франков решить дело поединком — явление обычное, но не для осторожных византийских вельмож и тем более изнеженных граждан Кипра. Михаил Врана также не стал пытать счастья, резонно полагая, что на его вызов может откликнуться сам предводитель варваров.
Однако Ренольд ошибся. Несмотря ни на что, в монастыре всё же нашёлся некто, готовый сразиться в поединке, и не с кем-нибудь, а с самим командиром экспедиции. Правда, смельчак этот на случай своей победы выдвинул собственное условие. И, как это не удивительно, князь принял вызов.
Была уже полночь, когда в шатёр Ренольда явился необычный посетитель, точнее посетительница. Она желала говорить с вождём франков только наедине.
— Что привело вас ко мне, матушка? — проговорил удалой кельт, даже и не стараясь скрыть того, что приятно удивлён. Он не раз вспоминал о настоятельнице за несколько часов, что прошли после их разговора. — Позвольте же узнать это и то, как вас зовут.