А аккурат к Новому 7019 году (от сотворения мира или 1511 от рождества христова) который праздновался тут в сентябре, его допустили, наконец, до вожделенной библиотеки, правда, не забыв навесить уроком. Отец Иуавелий привёз с собой рукописное издание недавно переведённого латинского романа, написанного ещё в XIII в. сицилийцем Гвидо деле Колонне о Троянской войне. Это было наследие творчества литературного кружка, сформировавшимся вокруг почившего уже с миром новгородского архиепископа Геннадия. А поскольку копировальных аппаратов тут ещё не было, то работа по размножению была поручена именно княжичу с целью, так сказать, закрепления навыков чистописания.
И не то чтобы такая работа была для Андрея в новинку. В бытность своей первой молодости, когда спрос на книги был большим, а книг было мало, он занимался уже подобной работой, переписав в тетрадку саббатиниевского капитана Блада вместе с рисунками, которые скопировал под копирку. Уж больно книжка ему понравилась, а была она в библиотеке всего в одном экземпляре и постоянно шла нарасхват.
Вот только работа с пером его удручала. Мало того, что писать им было несподручно, так ещё оно быстро приходило в негодность и приходилось заниматься очинкой новых, а эта работа была ещё та. Брак шкалил неимоверный, но, как говориться, назвался груздем...
Потому-то, ещё когда игумен дал ему урок переписать книгу, заговорил он с ним о книгопечатании (в тайне гордясь собой) и был буквально ошарашен, когда отец Иуавелий легко сознался в том, что покойный епископ Геннадий ещё в правление Ивана III задумывался над проблемой тиражирования книг. И даже взял на службу любекского печатника Варфоломея Готана. Все это было связано с просветительской деятельностью архиепископа Геннадия и его борьбой против ереси жидовствующих. Епископ осознавал, что книгопечатание оказало бы неоценимую помощь церкви в её борьбе с попытками вольнодумного толкования священных текстов. И вообще, на Руси уже назрела необходимость, во-первых, дать всей православной церкви единый текст церковных книг, переписывание которых от руки порождало многочисленные искажения и ошибки; во-вторых, удовлетворить резко повысившийся спрос на богослужебные книги и снабдить ими многочисленные церкви и монастыри, как уже существующие, так и впервые открываемые.
Но, увы, из хорошей затеи ничего не вышло. Нет, поначалу Готан даже пользу принёс, ибо, как писал в своём письме ревельский купчина Йохан фон Ункель, Варфоломей помогал греку Мануилу (тогдашнему послу государя Ивана III Мануилу Ралеву) вербовать корабелов, которые умеют строить галеры. Но вот потом на самой Руси попал он в путы новгородско-московских еретических кругов и стал не борцом с ересью, а её носителем. Это-то и послужило причиной его трагической кончины: бедняга по старинному новгородскому обычаю вплотную познакомился с Волховом. А вот у Церкви к книгопечатанию сложилось не совсем доброе отношение. Вроде бы и доброе начинание, но какую бы то ни было попытку книгопечатания силами "еретиков"-иноземцев требовалось пресекать немедленно, дабы не смущать неправыми текстами православные души, ибо обжёгшись на молоке, дуют и на воду. А вот своих, кондовых так сказать, православных, способных начать благое дело, на Руси покамест не было.
Андрей тогда от игумена ушёл в сильном раздрае. Он-то считал себя знающим человеком и даже, в отличие от большинства сограждан, читал кое-что и про "Анонимную типографию" и про печатника Марушу Нефедьева, но вот о Готане не знал ничего. А получилось, что этот чёртов немец умудрился настроить против своего дела не кого-нибудь, а церковных иерархов и это в то время, когда церковь на Руси значила очень многое. А потом мы удивляемся вывертам истории книгопечатания на Руси.
Например, странный побег Ивана Федорова с Петром Мстиславцем в Литву, которые сумели из Москвы увезти все оборудование типографии в страну главного внешнеполитического противника. И пусть книгопечатание в Москве с их отъездом не прервалось, но резко сдало обороты. Или попытки Петра I начать печатать светские книги в Голландии. То есть в русской культуре что-то очень мешало, сильно сопротивлялось как светскому книгопечатанию, так и книгопечатанию вообще.
Вот уж поистине задумаешься о роли личности в истории. А ведь епископ Геннадий, с его рвением и литературным кружком, мог очень сильно поспособствовать развитию книгопечатания на Руси.
А так пришлось ему, скрипя пером и зубами, поработать ксероксом, но на выходе отец Иуавелий остался доволен работой княжича, а сам он здорово набил руку в работе с пером. Обоюдная, так сказать, польза вышла.