А вот по поводу юной фройлен мысли путались. В конце концов, молодое тело требовало своё, но стоило ли пытаться? В конце концов, он решил не забивать голову и пустить всё на самотёк, а пока просто воздать должное хозяйскому угощению, тем более что пир продолжился.
Вновь несли мясо, подливки, вновь пажи наполняли кубки, звучали здравницы. Потом вновь были танцы, и Андрей даже пару раз пригласил Агнессу в круг, благо это были всё те же бас-дансы или, говоря по простому "прогулочные танцы". А вот танцевать что-то напоминающее вольту он даже и не пытался.
Под конец подали десерт: фрукты, пирожные, марципаны и, конечно, традиционные вафли с заварным кремом и ягодами. Однако больше всего Андрея поразил сливочный пудинг из лепестков роз с розовой водой, орешками и засахаренными фиалками. Просто потому, что фиалки он воспринимал как декоративные цветы, а не как что-то съедобное.
Потом были вновь танцы, выступления певцов и игры. Веселье закончилось далеко за полночь, и в отведённые для посольских покои князь и сын боярский добрались лишь с помощью слуг. Правда перед расставанием, Андрей успел договорится с Юргеном о визите, так что культурная программа на этом явно не заканчивалась.
Пока же князь предавался личным делам, состоялась вторая встреча Замыцкого с Альбрехтом. Кроме основных дел, посол узнал от магистра, что венгры заключили трёхлетнее перемирие с турками и, по мнению многих, этому способствовал король Сигизмунд, ибо данное перемирие выгодно было только ему.
Всё это, а так же результаты переговоров Константин Тимофеевич подробно изложил в своём донесении, которое и вручил Андрею. Ведь по договорённости он должен был их в срочном порядке доставить до ивангородского наместника князя Хохолкова-Ростовского, а уж тот переправит их до государя.
Вместе с оказией в Москву послал депеши и Альбрехт. Андрей только посмеялся: как быстро из грозного капера сделали почтового голубя.
Но как бы там ни было, а в пятницу 20 мая на день Филиппа и Фалафея, русские корабли покинули уютную гавань Лабиау и, спустившись по реке, вспороли острыми носами воды Куриш-Гафф.
Возле большого стрельчатого окна, распахнутого по случаю жаркого дня, стоял с бокалом в руках мужчина лет сорока, одетый по последней германской моде в двухцветный бархатный вамс, позволявший видеть батистовую рубашку с воротом в мелкую складку, и украшенные тесьмой плюдерхозе (так назывались невероятно широкие сборчатые штаны, которые сами состояли из продольных лент, перевязанных в нескольких местах и закреплённые у пояса и колен). Поверх вамса был надет застёгнутый на боку фальтрок без рукавов. Одежда ландскнехтов, ставшая невероятно популярной среди купечества и дворян с лёгкой руки почившего ныне императора Максимилиана неплохо смотрелась на мужчине.
Кстати вместо длинных локонов, спадавших на плечи, стрижен он был так же по последней моде, только-только входящей в обиход: так называемой Kolbe – короткой прямой стрижкой. Подбородок и щеки его обрамляли коротко и прямо подстриженные борода и бакенбарды.
В общем, было видно, что мужчина внимательно следил за веяниями моды.
Звали модника Клаус фон Эльцен, и как многие представители рода фон Эльценов до этого, он состоял членом городского магистрата ганзейского города Гданьск. Как и большинство коренных горожан, доставшихся польскому королевству от Ордена, он не принимал введённое поляками новое наименование города, и в неофициальных беседах продолжал звать его по старинке, Данцигом.
Из центра комнаты к окну неспешно приблизился ещё один человек. Это был высокий, но изрядно полноватый мужчина, одетый в тёмного цвета плотно прилегающую куртку и туго натянутые штаны-чулки. Правда, его длинные штаны-чулки согласно последней моде, в верхней части были обильно украшены декоративными разрезами. Обут он был тоже по старинке в туфли с длинными носами. Звали толстячка Каспар Шиллинг, и он так же был членом городского магистрата Гданьска. Деятельный торговец, Шиллинг был одним из тех членов совета, кто организовывал городских бюргеров на борьбу с врагами короля. Именно стараниями таких как он гданьские каперы терзали ныне торговлю московитов, возомнивших себя равными немецкому купцу. И именно поэтому же Каспар в последнее время был сильно возбуждён и слегка встревожен.