Ну а как уже говорилось, ввиду малого количества новгородских станков с широкой ткацкой рамой, к работам на них привлекали только самых лучших ткачей, а основную продукцию делали пока что по старинке, на узких станках кустарного типа. Возможно, именно поэтому первый доход получить удалось далеко не сразу. Но время шло, станки без устали ткали ткани, ткачи и ткачихи получали свой драгоценный опыт, и в результате это положительно сказалось как на качестве, так и на количестве выпускаемой продукции. Так что не стоит удивляться, что настал тот день, когда она вдруг оказалась на рынке вне конкуренции. Что тонкие и дорогие, что простые и грубые, мануфактурные ткани оказались качественней и дешевле всех остальных, ну, кроме, разве что привозных иноземных. И вот с той поры мануфактура и начала приносить в карманы пайщиков только доход, который лишь увеличивался год от года, и многие из тех, кто вчера ещё смеялся над горе-промышленниками, нынче кусали локти, глядя, как богатеют более сообразительные соседи.
Разумеется, не всё было так безоблачно. Были и "наезды" власть имущих, против которых пришлось применять даже "тяжёлую артиллерию" в виде клана Барбашиных, было и несколько попыток сжечь мануфактуру. Тут особо отличились городские ткачи-ремесленники, которых она в буквальном смысле разоряла. И даже попытка сделать как в Москве – организовать ткацкую слободу – им не помогла. Ведь за прошедшие годы мало что поменялось на Руси, и ремесленники в основной своей массе едва сводили концы с концами. Причём у многих не хватало капитала даже на покупку сырья, и они работали исключительно на заказ. Да, бывали в их среде и довольно состоятельные люди, чей доход доходил до двадцати рублей в год, но у большинства весь прибыток описывался одной ёмкой фразой: "только что сыт бывает".
Именно малая капитализация не давала ремесленникам нанимать дополнительных работников и учеников. Доходило до смешного, когда у семи-восьми мастеров был один работник и от силы два ученика, взятых со стороны. Так стоит ли удивляться, что часто со смертью бездетного мастера умирало не только его дело, но и все его наработки?
Вот всё вышеперечисленное, с небольшими нюансами, и привело к тому, что даже объединившись, они так и не смогли составить достаточной конкуренции мануфактуре в разрезе цена-качество. Ведь дворяне-предприниматели сразу строились с прицелом на захват рынка, ориентируясь не на привычное "предки так робили", а на массовое производство и технологические новинки.
Когда же доход от мануфактуры стал сопоставим с доходом от поместья, а потом и превзошёл его, новым делом заинтересовались и другие дворяне. А как же иначе? Ведь ещё на прошлом сборе Третьяк делил одну палатку с Фролом, а ныне они каждый при своей прибыли, да ещё и палатки их оказались из отборной ткани! Алтын по пятнадцать, не менее. А еще новый тохтуй на саадак, узорчатый, алтын так за восемь! И иной рухлядишки добавилось: так-то в обычном кафтане ходили, цена которому и до рубля не дотягивала, а ныне в узорочатых из камки, чья цена не менее двух рублей станет, щеголяют. Это ж откуда всё взялось? Ах на паях в дело вложились! И что? И как? Ишь ты, как хитро всё!
И уходили в задумчивости.
Нет, это не значит, что завтра же все кинулись в коммерцию, но, как и в восемнадцатом веке известного тут лишь одному попаданцу прошлого, самые активные из них ухватились за подобную идею улучшить своё материальное положение, и постепенно то в одной волости, то в другой стали возникать подобные мануфактуры. Пусть не такие технологичные, как годимовская, но именно мануфактуры, которые со временем, как и в иной истории, выгнали с внутреннего рынка иноземные средне- и низкокачественные ткани. Не сразу, а спустя десятилетия, но выгнали. Причём условий, которые в иной истории заставили дворян уйти из промышленности назад, в сельское хозяйство, нынче нигде не наблюдалось. Ну не было у Руси земель, чтобы начать стабильный хлебный вывоз за рубеж. Не было.
И пусть этих дворян было пока что мизер, но это были дворяне переходного типа, ещё не капиталистического, но уже и не феодального. Дворяне, которым был нужен не только работник в поле, но и тот, кто купит произведённое на их мануфактуре полотно.
Всю зиму в Нижнем Новгороде стучали топоры, летела на прибрежный снег пахучая стружка, капала янтарная смола и чёрный вар. Вырезались по лекалам корабельные члены, и все работы шли споро, с толком. Так что даже непосвящённому было видно, что делом на местном плотбище ведала умная голова. При этом на корабельное строение были призваны не только охочие люди, но и колодники, а также все сидельцы долговых ям, которые теперь своими руками отрабатывали собственные долги.