— Тут есть живые?
— Ага! Очень важный человек! Даже господин Зарубин не решался его убить.
— А что с этим? — Кира тихо спросила, осматривая Распутина. — Что с ним делать? Он же опасен. Если такой вырвется на свободу и не будет под контролем, то… — в её глазах встал ужас, она ярко представила себе что-то очень плохое. — Сколько смертей тогда будет.
— Кира, не смотри на него, — я мягко взял её за плечи и развернул к выходу. — Потом я решу, что с ним будет. Игорь, как пробуждается Распутин?
Он достал связку ключей и выбрал среди них один ключ и прикреплённую дощечку с неизвестной мне руной: — Вот энта дощечка — от Распутина, а вот энтот ключ — от ловушек! Я оба припрятал, хе-хе-хе, чтобы вы господина Зарубина замочили.
Говорить о том, что технически он ещё может ожить, я не стал.
— А если уничтожить их, что будет? — спросила Кира.
— Не знаю, красивая госпожа.
— Не будем торопить события, — сказал я, протянув руку. — Давай ключ мне. Некромантия — тонкая наука, если совершить хотя бы малейший просчёт, то всё может пойти насмарку. Пока что оно останется здесь. И если я не возьму его под контроль, то уничтожу.
Игорь послушно отделил обычный ключ и рунную дощечку, отдав их мне.
— Ещё ключи есть?
— У господина Зарубина был. Вроде всё.
— У наследника был?
— Нет, что вы. Господин Зарубин ему не доверял. Держал только чтобы потом вселиться в его тело. Он вообще ему не сын и не внук, а так — дальний родственник. Он их выращивает далеко отсюда, самых перспективных берёт сюда.
— Стандартный некромант. Бесчеловечно безумный.
— Правда ваша, господин.
— Пойдём. Пора освободить узника, — мы пошли в другую часть подземелья. — Зачем Зарубин держал его?
— Он очень важный человек. Господин говорил, что вообще не будет забирать его жизнь. Что она, к его сожалению, принадлежит кому-то другому.
Подбор новых ключей. Мы вошли в тюремный блок.
— Но кровь и плоть пленника хорошо усилили Распутина. Кровь дорогая, дар очень сильный.
Мы пошли вдоль пустых камер. Ни костей, ни царапин на стенах, ни гнили на полу. Стерильно, будто здесь никого и никогда не держали, но убирались регулярно.
От этого становилось не по себе.
Но в одной камере пленный был. Он сидел на приделанной к стене кушетке. В глубокой тени.
Одет тепло: в меховую куртку, тёплые штаны и ботинки. Рядом стоял обогреватель на мане. На столике рядом стояла миска с недоеденной овсяной кашей, в миске поменьше сухофрукты и бутылка с алым напитком.
Многое сделали для того, чтобы он не умер.
Вот только и здесь было стерильно. Не было ни крыс, ни их дерьма. А значит их здесь не было ВООБЩЕ.
Пленник повернул к нам лицо, заросшее косматой бородой. Волосы на голове тоже спутались и грязными лохмами закрывали лицо.
— Игорь? — прошептал он, но мы прекрасно всё слышали. — Я слышу твоё шорканье. А ещё… незнакомые ноги. Кто тут?
— Да, господин пленник. Теперь я могу с вами говорить, хе-хе-хе, не боясь, что у меня за это заберут палец, — снова хихиканье. — Господин Зарубин Мёртв.
— Что⁈ Нет! Я чувствую его сердце! Оно ещё живо! Он жив! — пленник зарылся руками в волосы.
Только тогда я заметил, что у него нет безымянных пальцев и одного указательного. А потом, как только на лицо упал свет от обогревателя, что его глаза туго затянуты тканевой повязкой.
Вот только вместо глазных яблок были впадины.
— Он больше никогда не навредит никому из вас, — я объявил это, усилив речь «Голосом Власти». — Как только ты назовёшь своё имя и статус, я свяжусь с твоими родственниками.
— Не верю! НЕ ВЕРЮ ТЕБЕ! — он крикнул, встав на ноги. А потом замолчал. — Только не уходи, ладно? Даже если тебя не существует.
— Кто ты⁈ — более требовательно спросил я.
Он вздрогнул и отступил на шаг. — Я… я Павел меня зовут, Павел Демидов!
— Кто твои родные? — я сделал тон мягче. — С кем я могу связаться?
— Рафаил Ангелов… РАФАИЛ АНГЕЛОВ МОЙ ОТЕЦ! МОЛЮ, СВЯЖИТЕСЬ С НИМ! — он бросился на решётку.
В моей памяти моментально щёлкнуло: Рафаил III Ангелов — царствующий император Российской империи.
Глава 18
Мы вывели несчастного на улицу. Он умолял нас дать ему вдохнуть свежего воздуха, которого он не чувствовал уже год. Так он сказал. Но Игорь поправил. Он сказал, что Павел был у них чуть больше двух месяцев.
Время просто смешалось в голове у парня.
Ему было всего двадцать три года, но в его волосах уже были заметны многочисленные седые пряди.
Заметив, что я обратил на это внимание, Игорь «похвастался» что полностью поседел здесь уже к двадцати четырём.