– Ладно. Сейчас главное – выбраться.
Если бы не любезность покойника, велевшего погасить огни и костры, задача осложнилась бы. В малом отряде каких-то четыреста душ, все друг друга в лицо знают, особенно офицеров, но во тьме Алекс и Марк достаточно легко пробрались к внешнему оцеплению.
– Рядовой! – гаркнул князь. – Откуда пришли красные?
В армии категоричность слов – залог послушания. Часовой даже вякнуть не посмел, что ни с кем не вправе говорить, кроме караульного начальника.
– С тех холмов, синьо...
– За мной! – столь же резко тей скомандовал Марку, и толстяк охотно подчинился.
Терон, приготовившийся волноваться до утра, с облегчением облапал друзей.
– Рано радуешься! – разочаровал его командир. – Мертв начальник этого сброда, пара унтеров, возможно – его заместитель. Остальные в строю и не на шутку разозлены.
– Позвольте усомниться, князь, – влез Марк. – Мы показали зубы. Главное, им есть теперь на кого свалить – на мертвого фалько. Остальные вывернутся: и государев приказ не знали толком, и ничего такого не думали... Им же соврать, а потом смотреть ясным взором – что воды напиться.
– Да... Честь в их рядах не ночевала. Где Ванджелис набирает подобный сброд? – Алекс посмотрел в напряженные лица офицеров. Никто из своих не заслуживает обидных слов. В гвардии красных, оставшейся в наследство от старого герцога, есть слабые в бою, недостаточно выносливые в полете, но ни одного гнилого. Наверно, офицеров с сомнительными устоями Винзор повел на штурм дворца, где они поголовно полегли от рук его защитников и легионеров.
Князь объявил командирское решение.
– Синьоры! До рассвета отдыхаем. Потом делаем кружок над лагерем на безопасной высоте, бомб не бросаем. Пусть понервничают. Затем доброволец идет и вызывает ко мне старшего. Я даю слово, что не буду препятствовать его возвращению в батальон. Ну, где здесь трава помягче?
Утром в пролетающих дворян полетели пули – не много, не стройно и не точно. Скорее всего, самые напуганные после ночных убийств палили от страха и без приказа.
Парламентер возвратился без задержки, через четверть часа от лагеря отделилась группа из трех человек.
– Троих отправили. Уважительно, – прокомментировал Терон. – Синьор Алексайон, предлагаю разложить фугасы, пусть бросаются в глаза.
Давление оказалось излишним. Старший из военных, фалько-офицер без летных нашивок, то есть обычный неблагородный сухопутный, отсалютовал шпагой командиру красных, вольготно устроившемуся на пеньке, но чуть повыше пехотинцев, глядя на них сверху вниз.
– Та-ак, – протянул Алекс. – Ряды высокородных порядели?
– Да, синьор. Фалько Фишис мертв, его заместитель в лазарете. Я – старший офицер в батальоне, к вашим услугам.
– По крайней мере, не пробуете меня убить, как ваш бывший начальник, – по подчеркнуто вежливым интонациям князь сориентировался, что пехотинец не пытается изливать агрессию. – Вы в курсе деликатных деталей задания?
– Догадываюсь. Но батальон был передан в распоряжение синьора Фишиса и его отряда теев. Мы только исполняли приказ.
– Вы понимаете, что приказ преступный? Не буду говорить про графскую казну, вы отбирали имущество у простых помещиков! Ограбили кассу двух торговых компаний!
– Сожалею, синьор. Не решился ослушаться приказа.
Два пехотных младших офицера чуть склонили головы. Такова человеческая природа – когда ты сильный перед слабыми, а веление грабить исходит от самого государя, можешь закрыть глаза на бесчестность команды и всласть отдаться низменным инстинктам. Но когда нарываешься на противодействие, и тебя тыкают носом в самую неприглядную сущность содеянного, становится стыдно. Искренне очень стыдно.
– Где награбленное в Аландайне?
–. Сожалею, синьор, – снова повинился пехотинец. – Отправлено в Кетрик.
То есть пропало. Неприятная, но не смертельная потеря.
– Фалько, вы понимаете, что армейская операция с принудительным изъятием ценностей у гражданского населения есть мародерство, каким бы приказом оно не было прикрыто?
– Да, синьор князь.
Алекс поднял руку и загнул один палец.
– Это вы понимаете. Раз. Тогда спрашиваю – вы в курсе, что находитесь на землях моего княжества, где я олицетворяю судебную власть?
– Да, синьор, – пехотинец попытался сообразить, в какую сторону клонит тей. Конечно, ничего хорошего, но хочется надеяться на милосердие...
– Два, – второй палец присоединился к первому. – Стало быть, вы понимаете, что я вправе повесить всех офицеров и унтеров на ближайших деревьях?
Вот и милосердие!