— Охолонись, Никишка! Чай с княжичем разговариваешь! — урезонил разошедшегося мужика дядька. Ну а я тем временем стал пристраивать картуз на голову.
— Да уж, Ваше Сиятельство, удивили, так удивили. Вы теперь так всегда молниями разбрасываться будете? — удивленно и недоверчиво протянул доктор.
— У вас, сударь, тоже появилось желание проверить ее на себе? — вот ведь зануда, трубка клистирная, — Мне бы водички, очень уж умыться хочется.
— Нет уж, я как-нибудь и без нее, — боязливо отозвался доктор, — Очень уж у ваших молний получаются эффекты феерические. И ведь не похоже это на статическое электричество. — ух ты какие он слова знает и правильно складывает — А воду вон, уже несут.
— Дядька полей мне на голову, — скомандовал я. И пока тщательно промывал глаза, поддерживаемый доктором и кем-то справа, старался оглядеться по сторонам. Наконец, заметил то, что мне нужно и попросил дядьку вылить всю оставшуюся воду на меня, прям как есть в одежде. Мне просто необходимо было смочить и охладить свое тело. Надев картуз, спросил:
— Дядька, а там справа случайно не лавка с витриной?
— Она самая, Петр Алексеевич.
— Помоги к ней подойти.
— Зачем это тебе? — спросил удивленный дядька.
— Поверь, нужно, — не стал я вдаваться в подробности.
— Ну, хорошо, пошли. — в дядькиных интонациях слышалось явное сомнение и недоумение.
Подойдя к витрине, попросил помочь мне снять сюртук и рубаху. Старый казак возмутился — невместно княжичу телесами сверкать на публике. Пришлось настоять, да и доктор поддержал меня, хоть и не понимал, для чего это все нужно. А народу к этому времени набралось очень много, даже вроде парочка жандармских нижних чинов, к нам подтянулось. И кругом шепотки: молнию пережил, извозчика прикосновением вылечил, пришествие святого, убили молнией, погиб от молнии, сейчас одежку скинет и всех грызть пойдет, ну и прочее. Пренеприятное ощущение, должен я вам сказать, стоять в толпе и слушать, как я сейчас их всех клыками и когтями на части рвать буду. Люди, ау, вы вообще сбрендили?! Если я такой опасный, то зачем ко мне так близко стоите? Я ведь без смирительной рубашки! Так мало вам, вы еще и рассказываете что я с вами сердешными делать должен. Бабка, ты что из ума выжила?! Ну и фантазии у тебя кошелка! Мне двенадцать только исполнится. Да и не думаю, что захочется бросаться на такую каргу старую, даже если за двадцать будет. Мы, монстры существа нежные и на такое не способны! Ты же ужасней всех казней египетских! И вообще, люди, лучше бы вы все разбежались что ли по темным углам, глядишь кто-нибудь да и выживет.
Но мы же князья, нам честь блюсти надо! Потому стоим с каменной мордой помятого лица, и делаем вид, что ничего не происходит, и все так и должно быть. И никакая толпа в затылок не дышит, и странных перешептываний нет. Да и дядька вон с доктором с каменными лицами стоят и не реагируют. Им то хорошо, рядом с ними жандармы стоят. Только что это они постоянно крестятся? Ладно, рубаху снял. Пора посмотреть что за образования на груди и шее у меня.
— Дядька, ты тоже видишь, что и я? Это же крестильный крест с цепочкой выжжен?
— Он самый, Ваше сиятельство, — в голосе дядьки послышалось благоговение. Дядька Николай, а ты у нас на грани религиозного экстаза, что-то не замечал я раньше за тобой особой набожности. Или тут что-то другое?
— Доктор, и Вы видите? — на старого казака полагаться не стоит, мало ли что он там в фанатизме своем узрит, а доктор человек науки, ерундой заниматься не будет.
— Да, вижу, — я оказался прав, никакого благоговения, лишь сухой исследовательский интерес, — И вид они имеют застарелый, как будто много времени прошло после ожога. Можете мне поверить, насмотрелся уже на разные ожоги.
— Они же серебренные были! Испарились? Это какая же температура была? У меня что, теперь крест пожизненно с собой будет как клеймо? Что-то вроде духовного щита? Дядька, посмотри на шее, разрывов в выжженном следе от цепочки нет?
— Нет, Ваше сиятельство Петр Алексеевич, даже узелки отпечатались. Очень четко и качественно отпечатались. Каждое звено видно, — старик поднял трясущуюся руку словно желая прикоснуться к ожогу и тут же отдернул ее, истово перекрестившись.
— Вот же заладил Ваше сиятельство, да Петр Алексеевич, — возмутился я, садясь на землю — зови как раньше Петром, не чужой человек мне. Рядом со мной оказалась вбитой в землю какая-то железка, ну я и направил на нее руку с желанием пустить молнию. Молния железку нашла. Послушная, стало быть.