— Думаю это дело поправимое. — с улыбкой сказав, вышел во двор.
Потянулся и резко опустил руки. Сильный порыв ветра поднял пыль высоко в воздух, закрывая пеленой небо над имением. На мгновение стало пасмурно, сумеречно и как то тревожно. Но пелена долго не продержалась и быстро развеялась, оставив в воздухе искрящиеся на солнце пылинки. Становилось как то радостно глядя на эти пылинки, казалось что сам воздух танцует и искрится на солнце.
— Дядька Егор, условия ведь помнишь? — спросил его.
Егор Кузьмич как то бесшабашно махнул рукой.
— Помню, Петр Алексеевич. В центр двора идти?
Народ понявший что сейчас начнется очередное действие стал подтягиваться поближе. Чтобы послушать и посмотреть на представление. Что-то не так со мной происходит. Какая-то бесшабашность проявляться стала. И чувствительность резко подскочила. За имением, на достаточно большом расстоянии стал чувствовать интерес к нашему имению, недобрый интерес. Он имел липкий вкус и запах, приправленный страхом и завистью. В имении все тоже побаивались, но не так. Они, как бы, за других переживали, не за себя. А там на возвышенности кто-то смотрел за имением с завистью и страхом за себя. И еще с каким то энтомологическим интересом. Как тараканов каких то изучали.
Кивнув ему головой, уточнил.
— Ты Егор Кузьмич, вспомни как возвращался с войны к своей суженной. А еще постарайся понять что это маленький эпизод, и жизнь у тебя теперь будет долгая, и болячек у тебя поубавится. И пройдешь ты еще не мало дорог. Не нужна тебе хромота. И не сопротивляйся образам которые у тебя появляются, это и есть музыка.
Егор Кузьмич кивнул и направился в центр двора. Я же по привычке или традиции, тут сложно сказать поднял легкий ветерок, который собрал у меня за спиной туманный плащ. Попутно создавая музыку вокруг нас. Когда дядька Егор вышел к центру двора, музыка окончательно сформировалась, и он запел:
Дядька Егор смог исполнить эту песню с каким то задором, без мрачности. Но вот грусть и сожаление, или задумчивость в песне присутствовали. Да и я не добавлял разных эффектов, вполне хватило искрящегося воздуха для задорного исполнения.
— Вот видишь Егор Кузьмич, — смеясь сказал ему — а ты говорил что не сможешь песню исполнить. Ну вроде мы с тобой спелись, и у нас все получается. Теперь давай серьезную песню исполним, с антуражем соответствующим. Ты главное вспомни как в штыковую атаку ходил. И не забывай как братья славяне, которых вы освобождать пришли, вам в спину ударили. И про союзничков, которые на каждом шагу вас предавали, тоже не забывай. — уже как то зло проговорил ему.
Ольга Константиновна осуждающе покачала головой на столь открытые заявления о союзниках предателях и коротко глянула на Елизавету Петровну. Елизавета Петровна словно что-то, почувствовав, поднялась тревожно глядя на Петра и пытаясь прикрыть королеву с принцессой. А я взмахнув рукой, поднял пыль закрывшую небо над имением. Плащ раскрылся в сложенные за спиной крылья. В центре двора появилась коленопреклоненная, крылатая фигура. Светящаяся изнутри, и освещающая все вокруг бледным и тревожащем светом. Отец Иоанникий встал со своего места встревоженно наблюдая за происходящим. Петр стал заметно светиться, и его это встревожило. Да и голос его стал каким то гулким и объемным. Фигура в центре создавала впечатление, что сделана из мрамора, и не живая. Вот только свечение исходящее изнутри тревожит и пугает. За спиной Егора Кузьмича заклубилось какое-то туманное облако, постоянно меняющее свой образ, то какого то, цветущего куста, то старой церкви с золотой маковкой. Солнечный свет которой рассеивал на мгновение тревогу и страх, но слишком мимолетны были эти видения переходящие друг в друга. Ударил гром, больше напоминающий тревожный набат, и отдалился куда-то в даль. Так и продолжая звучать в дали, тревожа и к чему то призывая. Егор Кузьмич запел под тяжелую и тревожную музыку: