Вот кстати вопрос. Пока умывался у колодца, мимо крыльца проходило, пробегало и пропрыгивало много лиц разной половой принадлежности и возрастных групп. Правда не шумели, не кричали и не гомонили, но все-таки. А как только я устроился на крыльце, как отрезало. Как будто зона отчуждения появилась от места, где я расположился, до места, где умывался. Все прошмыгнуть норовят с другой стороны колодца. Это что, уважение к князю расположившемуся на крыльце и созерцающему мир вокруг, или страх передо мной, молнией стукнутому? Или и то и другое?
Вот всегда так, допеть успел, а додумать нет. Дядька Николай подошел и сразу разговоры разговаривать затеял:
— Доброе утро Петр, — поздоровался он, усаживаясь рядом, — Что это за песню поешь? Вроде бодрая, но я такую не слышал.
— Доброе, дядька. Да вот сижу, делать нечего, любуюсь красотами нашими. Слова-то, и навеяло. А я что, мне не жалко. Вот и напел.
— Хорошая, должно быть, песня.
— Могу записать, — пожал плечами я.
— Ты лучше матушке своей ее напой, — попросил казак.
— Эх, дядька, сегодня вряд ли, — с тоской в голосе заметил я, — Сам знаешь какой день будет.
— Это да. Ты что встал так рано, время еще тебе спать и спать, — посочувствовал бедному мне дядька Николай.
— Да выспался. Вот даже настроение и здоровье бодрое. Могу песни бурчать. А чем еще заняться, не знаю.
— Тогда может, разомнемся в воинском искусстве малость? — он изучающе окинул меня взглядом, все-таки после того, что произошло, физические упражнения, могут не пойти на пользу неокрепшему организму. Но я то знаю, что со мной все в порядке.
— Ну если здраво рассудить, — согласился я, с хитринкой глянув на старого казака, — то матушка спит еще, мамка Николаевна на кухне с поварихой переругиваются, святой отец со своими душеспасительными речами прибудет только к завтраку, а доктор со своими не разрешать и недопущать тоже спит. Можно сказать, что нам никто и не запрещает этого. Ведь всем известно, что не запрещено, то разрешено! Ведь правда?
Дядька Николай хохотнул, поднимаясь и смачно потягиваясь:
— Тогда пошли с саблями разомнемся.
Он сходил за саблями, и мы отошли в угол двора на площадку, где всегда занимались. Здесь можно сказать только одно. Я стал крепче, я стал сильнее и быстрее. Дядька это заметил, и стал наращивать темп. Потом, когда мы остановились что бы передохнуть, он об этом мне и сообщил.
— Знаешь, дядька, неправильно это. Чувствую, что сила не моя, а заемная, чужая в общем. Не знаю когда она кончится и начнется моя. Думаю надо на выносливость уклон делать, — поделился я с ним своими мыслями.
— И как же ты собираешься выносливость тренировать? — с интересом спросил он.
— А бегать буду.
— Куда бегать? — удивился дядька.
— Да вот вещевой мешок возьму и буду бегать по округе, да по роще, — усмехнулся я.
— А сидор-то тебе зачем? — старый казак удивился еще больше.