— Глубоко!
Не понимаю, к чему так восторгаться по этому поводу!
— У меня ботинок утонул.
Ни грамма сочувствия!
— Туда ему и дорога! И гнилью твоему…
Я сопротивлялся. Как мог. Но недостаточно бодро, чтобы справиться с этой кошмарной девчонкой. Во мгновение ока она лишила меня моего драгоценного ватника, моей тенниски, и моих штанов, представьте, тоже! Все это дружно отправилось ко дну. Я уговаривал себя не думать — по крайней мере в эту минуту — в чем я пойду обратно и в чем я теперь буду ходить вообще… Но, по крайней мере, был один плюс в этой ситуации — об утонувшем правом ботинке я уже не думал. Совсем. И не жалел о нем.
— Ты спятила?! В чем я ходить буду?!
— Найдем для тебя что-нибудь… не такое блохастое. Ты не бойся, никто тебе по шее не надает, это я пошутила. Это для тех, кто снаружи проповедники стараются, на нас они внимания не обращают.
Она протянула мне кусок мыла.
Я попытался отказаться.
Тогда она прибегла к угрозам:
— А то сама тебя вымою!
Пришлось мне подчиниться, и проделать с собой все, что требовала Рыбка, под ее чутким руководством. Я отомстил ей все-таки — утопил этот дурацкий кусок мыла. Не нарочно, конечно, оно само выскользнуло у меня из пальцев, но Рыбка увидела в этом злой умысел, и едва не отправила меня вслед за ним и вслед за моей несчастной одеждой. На дно этой гигантской ванны.
— Ты знаешь, что это последний кусок был?! — ругалась Рыбка.
— Да ладно! Мыло какое-то… Я в этом ватнике в любые морозы мог ходить и холодно не было! А в карманах… ах, черт! Там фонарик был и зажигалка почти новая! Ты меня всех сбережений лишила! Мыло какое-то…
— Ничего, не бойся. Замерзнуть я тебе не дам. Я уже нашла, что тебе одеть и с собой принесла.
Ну надо же, она все заранее спланировала!
— Он был такой длинный… в него заворачиваться можно было…
— Ты о чем?
— О ватнике!
— Еще одно слово о ватнике, и я тебя утоплю!
— Топи… мне уже все равно.
Рыбка выбралась на берег и, за неимением полотенца утопленного, как и множество хороших вещей — принялась вытираться рубашкой.
Я сидел в воде. Понимал, что это глупо, но мне было стыдно вылезать. Мое телосложение… В общем, по сравнению с ней, я выгляжу уродцем из кунсткамеры: тощий, синий и дрожащий.
— А мне во что одеваться? — спросил я жалобно.
Рыбка вытряхнула из сумки какие-то вещи.
— Ну что, ты вылезешь, или мне тебе в воду кинуть? — услышал я ее язвительный голосок.
Я вылез, согнувшись в три погибели и клацая зубами от холода. Трясясь, как паралитик, стал натягивать на себя одежду. Рыбка разглядывала меня с весьма скептическим выражением лица, поэтому я очень удивился, когда услышал от нее:
— А ты ничего… красивый даже. Мордочка у тебя смазливенькая. Откормить бы только…
Мне сразу Лариска вспомнилась. Эта тоже говорила, что я красивый, и, что будь я постарше!.. Упаси меня Бог! Хорошо, что я не «постарше»! Мало того, что она у меня никаких чувств, кроме сострадания, не вызывала, так меня еще и Хряк убил бы.
— У тебя женщины были?.. А?
Да что же это такое! Нет, все, хватит с меня! Чтоб я еще раз связался с девчонкой!..
— Мелкий! Отвечай!
— Нет! — процедил я сквозь зубы.
— Нет?! Вообще ни разу?! С ума сойти, тебе же шестнадцать уже! И с Аластором у вас не было ничего?
Я едва опять в воду не свалился. В новой одежде.
— Ты спятила совсем?!
— Чего ты дергаешься? Я спросила только.
Я стоял несколько мгновений в глубокой задумчивости.
— А он что?..
— Не знаю. Подумала просто, чего он с тобой возится?
Чего он со мной возится!
А чего он действительно со мной возится?.. Ты мне нужен, Мелкий! А для чего нужен — не говорит.
— Рыбка, а что ты вообще знаешь о нем?
— Да ничего почти. Он здесь до меня уже был. Все время с прежним советником Великого Жреца якшался. Ну, с тем, которого убили.
— КОТОРОГО УБИЛИ ДВЕ НЕДЕЛИ НАЗАД?! — спросил я страшным голосом, — ТОГО, ЧЬЕ ТЕЛО В МЕНТОВСКОМ МОРГЕ НАШЛИ?!
— Ну да, а ты чего такой?..
— ОН БЫЛ СОВЕТНИКОМ ВЕЛИКОГО ЖРЕЦА?!
— Да, был. А ты не знал? Он был Аластором… Понимаешь, Аластор — это не совсем имя, это звание. Аластор — это советник, исполнитель указов Великого Жреца. Правая его рука, в общем-то.
У меня подогнулись колени, и я опустился на землю рядом с Рыбкой.
— А мне говорили, что это простой проповедник был…
— Все приближенные Великого Жреца называются проповедниками. А чего у тебя такое лицо-то?
— Рыбка!.. А убийцу искали?
— Конечно. Великий Жрец вне себя был. Аластор… нынешний Аластор, тот, который привел тебя, нашел убийцу дня через два после того, как тело было обнаружено.
— Нашел?!
— Ну да. Проявил расторопность.
— И что с ним сделали?
— С кем? — рассеянный взгляд Золотой Рыбки был устремлен куда-то совсем не туда… То есть… Она смотрела на…
Я заторопился с одеванием.
— С убийцей, с кем же еще!
— В коллектор сбросили, — проворковала Рыбка, проводя ладонью мне вдоль позвоночника.
От этого движения, от этой вкрадчивой, почти нескромной ласки у меня вся кожа покрылась пупырышками, а внутри словно пузырьки от шампанского: взлетают и лопаются, щекоча нервные окончания! Я почувствовал, что снова возбуждаюсь…
Рыбка заметила это и ехидно хихикнула.
Я разозлился…
Мне ли сейчас до этих глупостей?!
Сбросили в коллектор… Через два дня после того, как труп нашли!.. Значит, когда я умолял Кривого о спасении, убийца был уже казнен?! Я ничего не понимаю!
— Рыбка, а там еще улика была…
— Точно. Какая-то штуковина… Газоанализатор что ли.
— Так эта штука убийце принадлежала?
— Мелкий, ты дурак что ли?.. Конечно, убийце!
Я запутался совсем… Это же мой был газоанализатор!
Точно мой!
— Рыбка! И убийца признался, что это был его газоанализатор?
— Нет, не признался. Но кто его слушать станет. Нашлись свидетели, которые доказали его ложь.
— Значит нашлись люди, которые подтвердили, что это был его газоанализатор?
— Конечно.
— Этих людей Кривой нашел?
— Кривой… Слушай, охота тебе во все это влезать?!
Меньше знаешь — крепче спишь! Чем говорить обо всей этой опасной дребедени, могли бы сейчас с тобой поиграть… Позабавиться. По-дружески. Невинно…
Взгляд у нее был весьма плотоядный — и чем только привлекла ее моя хилая плоть?!
А я боялся до чертиков…
Осрамиться боялся.
Да и потом — другая забота у меня в мозгах свербила!
Я все еще не понимал. Какая-то мысль крутилась в моей голове, но я никак не мог поймать ее и удержать. Мне нужно будет подумать обо всем этом не здесь и не сейчас. Когда я останусь один. Когда никто не будет жечь мое «мужское естество» наглыми и жадными глазами. И чего ей надо от меня?!
Я же ничего не умею… Что до Кривого… Если я подумаю хорошенько — я все пойму! Я чувствую, что разгадка где-то очень близко!
— Мелкий?..
Рыбка смотрела на меня настороженно, пыталась понять, о чем я думаю.
— Пошли отсюда, а? — сказал я, — У меня от твоего мыла все чешется.
— Ты что-то знаешь, противный Мелкий, — брезгливо фыркнула Рыбка, не желая переводить разговор на другую тему, — Ну-ка, колись! А то я тебе ничего больше не расскажу!
— Потом, Рыбка. Мне сначала подумать надо… о многом.
— Ты что-то знаешь про Аластора?
— Ничего я про него не знаю, в тот-то все и дело.
Когда мы шли назад, молчали оба. Я — потому что размышлял, а Рыбка — потому что обиделась на мое невнимание. Ну и хорошо, пусть пока обиженная походит. Не могу я ей всего рассказать, что знаю. Иначе плохо мне будет.
Кривой правая рука Великого Жреца… Советник… исполнитель указов… Кривое второе лицо в империи…
Надо все вспомнить. С самого начала. С того дня, когда Кривой с кабаньей ногой пришел… С того дня, как я труп нашел — ведь это один и тот же день был. Стоп! Рыбка говорила, что Кривой и убитый хорошо знали друг друга, что были они чуть ли не друзья… С какой стати Кривой был радостным таким через несколько часов после его смерти? Мог не знать о ней еще, конечно… Но совпадение, согласитесь, очень-очень странное. А что, если Кривой убил прежнего Аластора? Чтобы занять его место? Это вполне логично!