Вот тебе и раз, я думал, ее били там…
Слезы мешают ей говорить. И я, конечно, понимаю теперь причину этих слез… Конечно, я понимаю…
— Ну, почему, почему я должна жить здесь, а они там?!! Ну, чем они лучше?!!
Вот он, крик души. Вопрос, на который нет ответа. Чем они лучше тебя? Да ничем! Просто… Просто — так получилось!
Просто — так получилось не с кем-то, а именно с тобой.
— Ему бы я все рассказала… — хлюпала Рыбка. — Пусть бы меня убили потом, но ему бы я рассказала… Но он не заставлял! Он не хотел, чтобы меня убили! Он не такой, как этот кабан, которому все пофигу, лишь бы месть свою удовлетворить! Венечка, милый Венечка!
Так, похоже, что сэра Ланселота зовут «Венечка». Уже кое-что.
— Как только я сказала ему, что меня могут убить, он сразу перестал меня спрашивать. Огорчился, но перестал! Я пыталась объяснить, как это все серьезно, кто такой Сабнэк и что мы не просто бомжи, которые бродят по помойкам… И он понял!
И это называется — она ничего не рассказала!
«Венечка, милый Венечка!»
Вот глупая девчонка! попалась на такую простую и пошлую удочку: плохой полицейский и хороший полицейский, прямо как в дешевом боевичке. Один ее избил, другой ее приласкал — и сразу: «Венечка, милый Венечка» — и готова уже рассказать все, что угодно. А эти двое потом долго смеялись, наверное!
Я не стал ей ничего говорить, не стал больше ни о чем спрашивать. Все мне и так ясно. Со дня на день следует ожидать «неуловимых мстителей», хорошо, если бы только их, а не бригады ОМОНа…
Венечка, милый Венечка… Еврей еще плюс ко всему!
Рыбка ревела, отвернувшись к стене, предаваясь горестным размышлениям о своей нелегкой доле. Я ей был не нужен.
Мелкий, который такой же бездомный, как и она, Мелкий, который не может предложить ей шелкового белья и пены для ванной — нафиг он нужен, такой Мелкий?!
Вот и верь после этого в дружбу!
Меркантильность одна кругом…
Ладно бы, еще был этот Венечка человеком, а то ведь информацию выуживал у дурочки! Вот кому ты точно не нужна, так это ему! ОН ТЕБЯ НЕНАВИДИТ! ТЫ ЕМУ ПРОТИВНА! Единственное, чего он хочет — за девчонку отомстить!
Я расскажу о них Кривому. Обязательно расскажу. Пусть эти двое постараются для общего дела, пусть падут жертвами своей идиотской мести. Как говорится, давайте поможем друг другу.
О кей! Я иду к Кривому!
Кривой слушал мой сбивчивый и не очень понятный рассказ не перебивая. Я не готовился к разговору с ним, я не думал о том, что стоит ему говорить, а о чем лучше умолчать — мною двигали возмущение и обида, когда я шел к нему, но когда я начал говорить, то понял, что не стоит никого выдавать. Ни Рыбку, которая так глупо раскололась и выболтала наши тайны, ни того, кому она их выдала. Я пытался донести до Кривого сведения, которые могли ему пригодиться — о том, что есть люди, которые хотят убить Сабнэка, независимо от нас, и что стоит им помочь в этом, направить, так сказать, а то без нашей помощи они не то что Сабнэка убить, вообще сюда не проникнут никогда.
Я полагал, что Кривой будет прыгать от восторга или, по крайней мере, скажет что-нибудь типа того: «Здорово, Мелкий!», «Ты молодец, Мелкий!», но Кривой только молчал, долго и напряженно. Молчал и смотрел на меня… очень странно как-то смотрел.
— Что?.. Что-нибудь не так? — решился я спросить, когда молчание затянулось уж слишком надолго.
— Нет, ничего, — ответил внезапно Кривой, — Я просто размышлял о том, мог ли Мелкий предать меня и если да, то кому.
Меня как ледяной волной окатило, я едва не свалился замертво прямо там, на месте.
— Кривой, ты что… Я?! Предатель?!!
— Ладно, успокойся. Подумав как следует, я решил, что ты говоришь мне правду.
Точно, они все сговорились сегодня, чтобы добить меня окончательно! Что Рыбка, что… этот!
— Сабнэк в наши личные разборки никогда не привлек бы людей сверху. Если они на самом деле есть, эти люди… А, Мелкий?
— Но ты-то их знаешь… Это отец девчонки и еще там родственник какой-то, — пролепетал я.
— Дядя, — подтвердил Кривой, — Брат матери девочки, Вениамин Юзефович Лещинский.
Охренеть! Рыбкин Ланселот зовется Вениамином Юзефовичем!
Да еще и Лещинским! М-да, не зря она так рыдает…
— Ну вот видишь, ты же проверить все можешь, — сказал я обиженно, — Я ему все говорю, хотя Рыбка меня убьет, если узнает… а он! Видите ли еще размышляет, предатель я или нет!
— Не ной, я уже не размышляю. Странно, но почему-то я склонен тебе доверять… Почему бы, Мелкий, не знаешь?
— Потому что у тебя нет причин мне не доверять!
— Да нет, не поэтому… Впрочем, не имеет значения все это. Не стану я, Мелкий, компрометировать свою особу в любом случае.
Трус несчастный. А я еще поверил, что он действительно в состоянии уничтожить Сабнэка и взять власть в свои руки.
Он так и будет всю жизнь ходить вокруг да около. Я попытался изобразить на лице презрение, зная, что оно мне дорого будет стоить, но не мог я отказать себе в таком удовольствии!
О том, насколько дорого будет мне стоить сия высокомерная мина, узнал я через несколько мгновений, когда Кривой, высокомерно улыбаясь, произнес:
— Компрометировать мы будем твою особу, мой милый мальчик. Я сообщусь с этим бешеным «новым русским», но на встречу с ним пойдешь ты. Ты будешь, так сказать, посредником между нами. Чувствуешь историческую важность возлагаемой на тебя задачи?..
— Хорошо, я пойду, — сказал я отважно, — только надо бы, что б он верил мне.
Кривого, видимо, несколько удивил мой ответ.
А чего он ждал? Жалобного — «а может, не надо»?!
Да я с удовольствием пойду. По крайней мере, на поверхность выйду… В первый раз за пол года. За пол года!!! Поверить трудно… Да я на встречу с Дьяволом пойду, если она на поверхности будет!
— Подготовить вашу встречу — моя забота, — сказал Кривой. — Я решу, как это лучше сделать… Иди пока, утешай выпоротую Рыбку. Я призову тебя, когда понадобишься.
Выпоротую Рыбку я утешать не пошел, ибо Рыбка в утешениях моих не особенно нуждалась. А выслушивать ее «Венечка, милый Венечка» у меня, сами понимаете, желания большого не было!
Рыбка сама пришла ко мне уже ближе к вечеру, когда я собирался, наконец, прочесть добытую мною еще третьего дня газету. Газету я отобрал у одного из мальчишек-попрошаек, у него было завернуто в нее что-то, по всей вероятности, пирожки — уж больно была промаслена бумага, да и пахло соответственно, но я, сгорая от нетерпения, хотел почитать ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ о верхнем мире, все равно, что, ведь я уже почти забыл, как он выглядит! Все эти два дня мне было как-то не до газеты, но теперь вот я мог…
Как бы не так, пришла тихая и подавленая Рыбка, настолько тихая и подавленая, что я даже не заметил, как она вошла.
— Мелкий…
Я вздрогнул от неожиданности.
— Я ужасно выгляжу, да?
Ужасно, ужасно, еще как ужасно! Смотреть страшно просто!
— Да нет, с чего ты взяла?
— Мне бы йоду…
— А я думал, яду, — хихикнул я и произнес патетически, — Яду мне! Яду!
— Мне уйти?
— Да нет, ну, что ты!.. Нет у меня йода, откуда? Ты лучше к бабам бы сходила, у них, может, есть…
Рыбка с мучительным стоном опустилась на мой матрас, села как-то боком, и на лице ее отразилось неподдельное страдание. Она почему-то еще не переоделась, до сих пор была в джинсах и кофточке. Странная она была в этом прикиде, как будто чужая.
Рыбка устроилась поудобнее и вдруг протянула руку к моему лицу. Я, понятное дело, отшатнулся, просто инстинктивно…
— Ну, что ты… — сказала она обижено, — Понюхай!
Я потянулся носом к ее коже, она действительно вкусно пахла — клубника? малина? персик? — запах был нежный и тонкий, что-то давно забытое, милое сердцу. Мне вдруг так захотелось коснуться губами ее руки, ужасно захотелось, но я мысленно дал себе по морде — еще чего не хватало!