Владимир Глебович указал на свободное место возле себя.
— Вы устали — садитесь здесь… Я узнал тебя, Самуил, хотя ты и сильно изменился с тех пор, как приезжал в последний раз в Переяславль… Сторожа сказала, что вы прибыли из Дмитрова. Это правда?
Самуил и Ждан сели. Купец вежливо склонил голову.
— Так, княже, несколько дней назад мы были в Дмитрове.
— Но там ведь половцы!
— Там Кончак с ханом Туглием… И мы видели Кончака, как вот тебя, княже. И даже обедали за одним столом.
Владимир Глебович удивлённо поднял брови.
— О! За что же такая честь вам выпала?
— Расспрашивал клятый поганин, не видел ли я, едучи из Киева в Северскую землю, князей с войском. Вот я ему и сказал, что видел. Мол, стоят дружины на Альте, ждут подмоги.
— Ты это всё выдумал? Про князей?
— Выдумал.
— Для чего?
— Да просто так… Чтоб напугать!
— Ну и что? Напугал?
— Ещё как!.. Хан Туглий сразу стал упрекать Кончака, что напрасно они увязли под Дмитровом. Да и Кончак поверил — на другой же день снял осаду и отступил за Сулу…[17]
— Не может быть! — воскликнул князь, поражённый таким известием. — Неужто это правда? А не обманывает ли он нас всех? Отступил, чтобы другой дорогой направиться на Переяславль…
— Чего не знаю, того не знаю, княже, — с достоинством ответил Самуил. — Однако думаю, не повернёт он на Переяславль, ибо очень перегружен добычей. Зачем ему идти сюда, когда и так набрал и полону, и скотины, и коней, и всякого добра?
Бояре зашумели. Прозвучали возгласы:
— Да, да, это похоже на правду! Не бросит он добычу!
Владимир Глебович едва заметно кивнул головой.
— Что ж, будем считать, на сей раз лихо Переяславль миновало. Но не миновало Переяславской окраины. И я не могу смириться с тем, что Кончак вот уже в который раз разоряет наши города и села, убивает людей, тянет их в полон, грабит наши богатства… Нужно отмстить кровавому хану! Чтобы на собственной шкуре почувствовал нашу беду, чтобы его племя такое же горе испытало, какое причиняет он нашему люду!.. Вот мой наказ — войско не распускать! Я пошлю письма князю
Рюрику, а также Святославу, чтобы дали подмогу и дозволили ударить на ворога! Пока половцы, как обожравшиеся волки будут переваривать добычу, мы соберём силы и нападём на них неожиданно…
Все ли бояре и великие мужи так думают?
— Все! — твёрдо ответил дородный рыжеволосый тысяцкий[18] Шварн.
— Тогда идите готовить войско к походу, а я тут ещё побеседую с нашими гостями из Дмитрова…
Когда бояре вышли, князь сказал:
— Самуил, ты не раз доставлял в мой город и на всю землю нашу соль, днепровский янтарь, украшения из серебра и злата, сукно, парчу и хиновский[19] шёлк. Рискуя жизнью ты обдурил Кончака и вытурил его из Переяславской земли…
А теперь послужи мне ещё раз, Самуил!
— Говори, княже. Я со своим молодым другом Ждан ом готов служить тебе верой и правдой. Что мы должны сделать?
— Ты уже слышал, что я хочу отмстить Кончаку за нападения и разорение Посулья. Но одного желания мало. Чтобы поход завершился успешно, нужно склонить к нему не только князя Рюрика, но и князей Святослава, Ярослава Черниговского, Игоря Северского с его братией…
— Как же это сделать?
— Ты возвращаешься в Киев?
— Да.
— Вот и хорошо — самолично отвезёшь мои письма князьям Рюрику и Святославу… А они знают, как надо поднять на подвиг других князей.
— Мы сделаем это, княже!
— Но дело спешное…
Мы выедем завтра поутру и будем гнать коней что есть сил.
Метель началась в полдень. Сначала подул сильный ветер, потом повалил густой крупный снег, который залеплял лицо и глаза, забивался в рукава и за пазуху, застилал непроглядной пеленой и небо, и всё вокруг.
Но ни Самуил, ни Ждан не тревожились. Разве им впервые встречать пургу в степи или в лесу? А кони сами, каким-то лишь им присущим чутьём, находили под копытами твёрдую наезженную дорогу.
Но скоро завихрило так, что не стало видно и конских голов. Казалось, все силы — земные и небесные — ополчились против них. Намертво преградили дорогу. Что делать? Попробовать все- таки ехать дальше? А если собьются с пути?.. Остановиться в какой-нибудь балке и переждать ненастье? Но кто знает, сколько оно продлится — день, два?..
Кони тяжело брели в глубоком снегу. Ветер завывал, бесился, неистовствовал, бил в грудь, пронизывал насквозь кожухи, сёк лицо и с диким гоготом мчался над мёртвой пустыней на восток, в половецкие степи.
[17] Исторический факт.