Он отложил ложку и с усмешкой спросил:
— Что там тебе спросонья привиделось — половцы или пожар?
— Хуже, княже! На Глебов Игорь напал с дружиной северской, сжёг город и подол, а людей несчётно посёк!
Владимир резко вскочил. Кровь отлила мгновенно от лица, оно стало бледным.
— Игорь? Откуда он там взялся? Кто поведал такое?
Шварн обернулся, хлопнул в ладони и крикнул в раскрытые двери:
— Ивашка, зайди! — и пояснил, вновь со страхом глядя на князя: — Это глебовский закуп…[50]
В покои робко вступил молодой коренастый смерд в белых полотняных штанах и лаптях, в потёртом латаном кожушке, подпоясанном обрывком бечёвки. Руки судорожно мяли облезлую заячью шапку. Он истово склонил в низком поклоне растрёпанную лохматую голову.
— Когда это случилось? — гневно спросил князь.
— Вчера, прям опосля обеда, княже. Налетели севрюки на Глебов со своим князем. Лютовали, как половцы! Убивали всех без разбору, хватали жён и девчат, грабили жилье и сараи, ворвались в город… Я уехал о ту пору в лес по дрова, токмо потому спасён был…
— А где же была сторожа? Где был тиун Карпило?
— Никто же напада не ждал… от соседей, ведь…
— Не ждали… Спали… Псы смердящие! Бездельники! Карпилу повесить! Если жив! Проворонил ворога, в город впустил, не защитил! Я давно приметил, что он лишь о себе заботу имеет! А для князя повинность исполнять обленился! Его счастье, если со всеми погиб! — Владимир на некоторое время замолк, уставясь на смерда невидящим взглядом, долго о чём-то думал, потом тихо спросил: — А Игорь? Он ещё там?
— Был там, когда я из Глебова сюда бежал…
На Владимира страшно было смотреть. Яростный гнев обезобразил его красивое лицо. Лютовал на Игоря и одновременно на себя досадовал, что дал повод Игорю для нападения. Главное — не уберёг свою землю и своих людей от его мести, не подумал, не сделал ничего для этого.
Ивашко стоял ни жив ни мёртв. Съёжился, втянул голову в плечи и, по всему видно было, ждал, когда гнев князя падёт и на него.
В это время к князю подошла перепуганная услышанным княгиня Забава. Светло-красное платье свободно облегало её стан. В глазах стояли слезы. Она положила свою руку на руку Владимира.
— Что, мой княже? На Игоря с мечом пойдёшь?
— Да, пойду! Он всегда не любил меня! Ненавидел! Я за всё ему отомщу!
— Но ведь ты первый, княже, его обидел! Ты послал на его землю свои полки!
— Я его людей не дозволил убивать! — повысил голос Владимир. — Ну, потрепал для острастки несколько его городков и селений — только и всего… А он кровь пролил!
— Княже, я поеду в Чернигов к отцу, князю Ярославу. Он вас помирит…
— Об этом и не думай! Пока жив буду, ничего не прощу Игорю! Я сейчас же отправлюсь, догоню его и покараю оружной рукой! — И тут же приказал тысяцкому: — Шварн, труби сбор! Немедля выводи дружину! Мы его догоним — и пусть Бог рассудит нас!
Шварн выбежал из покоев. Ивашко, не разгибая спины, выскользнул вслед за ним.
Забава горько заплакала. Она очень любила мужа, прямодушного и бесстрашного князя Владимира, и с первых дней замужества стала бояться, что потеряет его. Забаве ещё до свадьбы нагадала ворожея, что счастливою будет в замужестве, но недолго продлится её счастье.
— Я боюсь потерять тебя, ладо мой! — уронила голову на его плечо.
Владимир погладил пышные черные косы жены, поцеловал в голову.
— Не плачь, княгинюшка! Ещё не выкован тот меч, что прервёт нить моей жизни!
Всем было хорошо ведомо, что излюбленное оружие князя — меч и что мало кто из самых опытных воинов так умело владел им, как Владимир.
— Да, меч, может, и не выкован, — удручённо, будто говоря сама с собой, произнесла Забава. — Но можно ли тоже самое сказать о далеко достающем копье или слепой стреле?
Князь ничего на это не ответил, а легонько обнял её за плечи и подвёл к играющим с нянькой детям.
— Береги их, а обо мне не волнуйся!
В тот же день переяславская дружина прибыла в Глебов. Ещё издалека воины увидели черные груды пепла, обгорелые столбы и закопчённые стены, окровавленные трупы на снегу да бездомных собак на пожарищах. Напуганное быстро приближающимися всадниками, в небо взвилось чёрное воронье.
[50]