Августа с трудом склонилась к полу, мешал тяжелый живот, а когда она выпрямилась, ей показалось, что тот, кто изображен на иконе, смотрит на нее как-то иначе. В его глазах появилась грустная мудрость и всепрощение. И Мартине, которая сейчас была не императрицей, а просто испуганной женщиной, что нуждалась в помощи, стало гораздо легче. Словно тяжелый камень упал с плеч. ОН слышал ее молитвы, она чувствовала это всем своим истерзанным ночными страхами сердцем.
— Спасибо тебе господи! Спасибо! Спасибо! Ты поможешь мне, я это знаю! — шептала она пересохшими губами, глядя в ЕГО глаза с фанатичной верой. — Ты снова меня услышал!
Глава 35
Июнь 626 года. Новгород.
Короткое неласковое лето пришло, наконец, в новгородские земли. Тяжела доля родовичей, которые должны за этот срок и посеять, и убрать. Слишком уж мало времени! Потому и работать приходится от зари до зари, не разгибая спину, на полях, засеянных житом и просом. Они успеют лишь только, если боги дадут вволю солнышка и не зальют незваным дождем поля, готовые к жатве. Добрый урожай — это жизнь рода. Неурожай — голодные дети, которых плевая простуда может свести в могилу. Хоть и стало сейчас куда сытнее, чем раньше, а все одно, не сравнить суровые тутошние земли с Сицилией и Анатолией. Только и спасает соль, что князь отдает своим по смехотворной цене, да бараны и лошади из аварской добычи, которых разводили теперь в каждой веси. Мелкие были те бараны, чуть больше собаки, да и аварские лошадки не лучше. Одна радость — неприхотливые и выносливые они были просто невероятно.
А пока родовичи трудились в поте лица, владыка Григорий с жадным интересом разбирал новую партию свитков, прибывшую из Галлии. Чего тут только не было! Его библиотеке мог позавидовать сам Дезидерий, ныне покойный архиепископ Вьеннский, известный любитель и знаток античной литературы. Старая королева Брунгильда терпеть его не могла, и святому епископу лет пятнадцать назад совершенно случайно проломили голову камнем. Такое иногда случалось в королевстве франков. Бывало, и резали епископов прямо в церкви, как покойная матушка короля Хлотаря.
Григорий развернул очередной свиток. Обычный трактат о сельском хозяйстве, каких у него уже было несколько. В сторону его! Но что это? У Григория даже сердце зашлось, и он, не веря своим глазам, разглядывал рисунок. Жатка? Галльская жатка? Он когда-то давно читал о ней у Плиния Старшего, в его «Естественной Истории», но тут же позабыл об этом за ненадобностью. Это устройство придумали в северной Галлии, где лето было куда короче, чем в Риме, и рабы не поспевали собрать урожай. О жатке забыли, когда гигантские латифундии канули в лету вместе с Империей, а эти поместья раздробили на мелкие клочки, заменив рабский труд трудом литов[31].
Обычный деревянный ящик на колесах, который толкал сзади мул или бык. Спереди ящик был открыт и оснащен частыми зубьями, которые срезали колосья, оставляя солому в поле. Человек, который шел рядом, доской на палке сдвигал зерно в дальний конец ящика. Все!
— Господи, помилуй меня! — прошептал Григорий. — Так просто? Быть не может! Да это же и ребенку понятно. А почему вся Галлия костяными серпами хлеб убирает, словно мы не римляне, а германцы — язычники из глухого леса. Ведь еще триста лет назад вон чего делать умели. Совсем одичали мы, господи! Караешь ты нас слепотой и глупостью за грехи наши!
Владыка Григорий глубоко задумался. Пытливый практический ум заработал на полную мощь. Его церковь была очень слаба. Можно сказать, что она была тусклым огоньком света в языческой тьме местных лесов. И этот огонек горел только здесь, в Новгороде, почти не затронув остальное население княжества, счет которого шел на десятки тысяч. Владыка решительно встал, взял посох и пошел к князю, благо дом его стоял рядом. Свиток с рисунком он тоже взял с собой.
В княжеские палаты епископ Григорий ворвался, словно ураган, распугав служанок, испуганно прыснувших в стороны. Видно, они увидели в его лице нечто такое, возвышенное! А может, просто опасались посоха в его руках. Князь, который обедал с семьей, изумленно поднял на него глаза. Да и княгиня тоже удивилась несказанно. К ним нечасто врывались вот так вот запросто. Собственно, никто и никогда еще не врывался.
— Ты чего это буянишь, Григорий? — несказанно удивился Самослав. — Проголодался? Садись с нами, поешь.
31
Литы — зависимые крестьяне-арендаторы, лично свободные, но прикрепленные к земле. Покинуть землю не могли, но владели собственностью. Прообраз крепостных крестьян.