Он вошёл в кузницу, поздоровался с кузнецами. В нос ему ударил неповторимый запах калёного железа, он ощутил знакомую сухость во рту. Немногое постоял молча, наблюдая за работой. Затем попросил у подручного молот и, чувствуя блаженный трепет во всём теле, стал бить по раскалённой заготовке, подчиняя силу удара командам мастера.
А потом они втроём сидели вокруг врытого в землю столика и пили горячий навар из трав. Старшему кузнецу было лет пятьдесят. Волосы у него были пострижены в кружок и перевязаны голубой ленточкой, круглое лицо обрамляла чёрная бородка. Поглядывая на Кия живыми синими глазами, он опрашивал дружелюбным голосом:
— И где так наловчился нашему ремеслу?
— Далеко, отец. В Аварии.
— Драганом меня звать. А его Сидаркой.
Тридцатилетний Сидарка, очень похожий на отца, только без бороды, весело подмигнул Кию.
— А меня Кием нарекли. Хорошо у вас здесь.
— Не жалуемся. Главное, работы всегда достаточно. Идёт к нам народ.
— Возьмёте в помощники?
— С большим удовольствием. А ты случаем не тот Кий, что через всю Аварию с войском прошёл?
— Вроде бы он.
— Так вон ты какой... А в народе говорят, что ты колдун. Только добрый колдун, — поправился он тотчас.
Кий усмехнулся, промолчал.
— Да, чего в народе не скажу!. А кузнец ты хороший, это я могу точно подтвердить.
Давно так крепко не спалось Кию, как в ту ночь. Встал с ясной головой и хорошим настроением. И сразу после завтрака отправился в кузницу.
Так продолжалось с неделю. А потом его отвлекла новая забота. С собой в своё селение он взял Вострогора, придумавшего панцири из пластинок конских копыт. Для него он купил дом, нанял с десяток человек, которые рыскали по округе в поисках конских кладбищ и добывали копыта. Под руководством Вострогора пятеро работников особыми ножами нарезали пластинки, а две женщины нашивали их на многослойные кожаные безрукавки. Пока таких панцирей поступало в племенное войско немного.
Но это было только начало.
В средине лета явился нежданный гость — князь северян, горячий, непоседливый тридцатилетний красавец Кияр. Подбоченясь, он картинно подъехал к терему Хорива, ловко соскочил с коня и, тряхнув кудрявой шевелюрой, крикнул залихватски:
— Есть живые в этом доме?
Из терема в распахнутой рубашке — даже застегнуться некогда — выскочил Щёк, кинулся обнимать давнишнего друга.
— Входи, входи, гость дорогой. Да как же без предупреждения? Послал бы весточку, встретили, как надо!
— Не люблю пышных встреч. Решил накоротке заскочить по пути из Родни. Завтра же утром домой отбуду, дел невпроворот...
Тотчас накрыли стол. Вышел степенный Хорив, пожал сухощавую, но крепкую руку гостя, завёл с ним неторопливый разговор. Следом явился Кий. Кияр вскочил с кресла, подбежал к нему, стал говорить, не скрывая своих чувств:
— Следил за твоими подвигами! Ловко вы провели аварских военачальников! Жалею, что не было меня с вами! Погуляли бы мы...
Выпили, закусили. Разговор вёлся вокруг различных эпизодов похода войска Кия, сражений с аварами.
Вошла Лебедь. Кияр порывисто встал и проговорил удивлённо:
— Как! Неужто это Лебедь? Да когда же она успела вырасти?
Братья оглянулись на сестрёнку, засмеялись.
— Да, вот она уже такой стала, совсем взрослой, — сказал Щёк.
Та стояла в двери в светло-жёлтом платье, подпоясанном золотистым поясом, стройная, статная. На губах её блуждала робкая, несмелая улыбка, в глазах таились невинность и любопытство, и вся она была столь красива и привлекательна, что Кияр не утерпел, подбежал к ней, взял за руку и посадил рядом. Братья только переглянулись между собой.
Кияр не только на другой день не уехал, но прожил ещё целую неделю, ловил каждое мгновение, чтобы побыть с Лебедью. Они подолгу гуляли по окрестностям, сидели на берегу Днепра, катались на лодке по его водным гладям. А перед отъездом Кияр собрал братьев в отдельной комнате и объявил решительно и серьёзно:
— Что хотите со мной делайте, но потерял я голову из-за вашей сестрицы. Жить без неё не смогу. Ждите вскорости сватов. Не отдадите, умыкну! Клянусь Перуном-громовержцем, где бы ни спрятали, найду и увезу Лебедь с собой!
Братья хорошо знали и любили этого честного, прямого и откровенного человека, и поэтому Хорив ответил за всех: