Я буквально чувствовал, как вместе с пулями из меня вытекает жизнь. Тело слабело с каждой секундой, перенапряженное сердце рвалось из груди, а дыхание, наоборот, замедлялось из-за отекших легких.
Но хуже всего пришлось сознанию: управлять сразу пятью воинами — задача на грани реальности. Голову точно сжали тисками, а в мозг раз за разом вонзались раскаленные иглы.
Из носа и подернутых дымкой глаз хлынула багровая капель, а внутри все горело и тряслось, причиняя едва передаваемые страдания.
Больше всего это походило на тяжелую стадию известного всем вируса с температурой под сорок и настолько сильной ломотой, что суставы словно выворачивали на дыбе, а мышцы раздирали крючьями изнутри.
Но я держался из последних сил, потому что видел — мучения не проходят зря, и бойцы косят наступающих чертей десятками. Главное, вытерпеть еще хотя бы несколько минут, и тогда… нет, победу одержать все равно не удастся — врагов слишком много для нас двоих. Но я заберу с собой достаточно, чтобы твари не смогли устроить снаружи кровавое побоище.
— Савва! — Яра метнула в наступающие ряды последнюю золотую косу, села напротив и обхватила мои щеки теплыми ладонями. Приподняла голову, с подлинной тревогой заглянула в залитые алым очи и прошептала. — Хватит. Ты сделал все, что мог.
— Еще нет, — устало улыбнулся. — Дай мне силу.
— Вот так? — она с легким смущением огладила свои груди и поднесла их едва ли не к самому лицу.
— Нет. Поверь, мне хватает Тьмы и злобы. Теперь хотелось бы чего-то более… светлого.
— Ты обезумел… Зачем тебе все это? Ради чего?
— Я уже устал объяснять. Неужели ты до сих пор в это не веришь? Что слабый чужак из иного мира способен постоять за то, что ему дорого?
— Я…
Полудница осеклась на полуслове и смежила веки. Ее сердце засветилось так, что я отчетливо увидел его сквозь плоть и кости. Сердце пустило по венам чистый неон вместо крови, и золотые потоки стремительно разлились по телу, пока не окутали его целиком.
Засияли даже волосы, и подруга будто стала целиком сотканной из золотистого тумана. После этого она вновь коснулась моих скул и прильнула к губам в столь сладком и жарком поцелуе, подобный которому я еще не пробовал.
И свет хлынул в меня тонкими побегами, насыщая силой и залечивая несметные внутренние раны. Он так же разлился по щупальцам и наполнил золотым маревом стрелков, а их снаряды окутало точно такое же свечение. Пули с оболочкой из Света и сердечниками из чистой Тьмы пронзали гнилые туши, и те вспыхивали изнутри.
Яркие лучи вырывались из пастей и глазниц, и вурдалаки падали, объятые очищающим пламенем. Но даже такая мера увеличила отстрел всего-то раза в полтора, чего явно не хватало для нанесения уверенного поражения. Тем не менее, Яра не пыталась отстраниться и убедить меня бежать.
Я же окреп настолько, что выпрямился и обнял обнаженную фигурку двумя руками. Но несмотря на столь соблазнительную близость, я ощутил не набухающее хозяйство, а окрыляющий подъем в груди, что распирает душу и обычно появляется на пике восторженного счастья.
Чудища меж тем подступали все ближе, несмотря на серьезные потери, и даже совместные усилия не могли их остановить.
«Вот и все? — спросила спутница».
«Не самая стыдная смерть, — ответил я. — Моя первая была куда хуже».
«Знаешь, я часто сомневалась, того ли человека выбрала. Сейчас же уверена на все сто».
«А я никогда в тебе не сомневался. Ты — лучшее, что со мной случалось в обеих жизнях».
Рев и вопли стремительно нарастали. Вурдалаки накинулись на оперов, и те под напором когтей вновь стали фиолетовой жижей. До нас оставались считанные метры, и в этот самый миг позади раздался громкий всплеск, а от оглушающего рева задрожал свод.
На упырей хлынул такой вал огня, что в подземелье стало светло, как солнечным днем. Горыныч в змеином облике приземлился перед нами, прикрыл крылами от наступающей волны и принялся жечь ее испепеляющим напалмом.
Над ним пролетела Яга в ступе, разя выродков молниями и градом темных осколков. Сухо затрещали револьверы — то высадился десант в лице Лады и Весты, за которыми с грозным видом парил Колоб на ковре. За ними бодро выпрыгивала Айка, вооруженная виноградной лозой, как кнутом. И несмотря на кажущуюся хлипкость, побег играючи рассекал чудищ надвое. Последним на брег ступил Водяной с могучим трезубцем в руках, и только тогда я заметил у воды всплывшую подлодку.
— Вы как, друзья? — спросил батон.
— В порядке, — ответил я, хотя не мог стоять без поддержки полудницы. — Как вы тут оказались?